Поэтика “оборванных строк” (цзюэ-цзюй) и поэтический перевод ста четверостиший Бо Цзюй-и

 
Исследование осуществлено при финансовой поддержке РФФИ, проект № 18-012-00316.
 
АННОТАЦИЯ: В работе разобрана вновь актуализировавшаяся дискуссия о социальной направленности, поэтологической специфике и историко-культурной значимости поэзии эпохи Тан, достигшей высочайшей формальной сложности, в частности максимальной полноты содержания при минимальном словесном выражении, в четверостишиях цзюэ-цзюй («оборванные строки»). Подробно рассмотрены формальные особенности поэтики лаконичного и смыслоёмкого жанра, а также представлен снабжённый детальными комментариями перевод ста четверостиший цзюэ-цзюй Бо Цзюй-и, из которых 97 ранее не переводились на русский язык.
*******************
 
Выдающийся немецкий востоковед-энциклопедист В. Г. Грубе (Wilhelm Grube, 1855–1908) утверждал, что в эпоху Тан (618–907) «китайская цивилизация достигла такой высоты, на которой она никогда не стояла ни до этого времени, ни впоследствии. …И этим ореолом, который всё ещё не потух, Китай обязан главным образом своим поэтам. Это было время расцвета китайской лирики, её третий и последний период и, вместе с тем, высшая точка её развития. Не только в Китае, а, вероятно, в такой же высокой степени и в Японии “стихотворения времени Тан”, Тан-ши, стали общим достоянием всех образованных людей; они считаются классическими, и на них смотрят ещё теперь как на лучшие образцы этого рода. Таким исключительным положением они обязаны не новизне предмета и даже не поэтическому содержанию, … а только совершенству формы, которой завершился переход от народной поэзии к художественной» [1].
 
Диаметрально противоположную позицию выразил в первых на русском языке специальных работах об одном из крупнейших танских поэтов Бо (в современном произношении Бай) Цзюй-и 白居易 (772–846)[2] главный в СССР исследователь и переводчик его стихотворений Л. З. Эйдлин (1909/1910–1985). Во введении ко впервые изданному в России накануне образования КНР сборнику стихов Бо Цзюй-и он, с одной стороны, подтвердил сказанное В. Г. Грубе: «Никогда ещё в Китае не бывало такого множества поэтов и учёных, как в танскую эпоху, и никогда ещё литература, всегда почитавшаяся в Китае, не занимала такого большого места в общественной жизни страны, как в это время», – а с другой стороны, заявил, что поэты предшествующей эпохи «шести династий» (лю-чао 六朝, 220–589) «увлекались формой» и создали «правила стихосложения, на основе которых была построена вся танская поэзия», но «поэты молодого танского государства отвергли формальные ухищрения выродившийся поэзии “шести династий” и внесли в китайскую поэзию новое содержание» благодаря тому, что «черпали из животворящего родника народной поэзии, и чем сильнее оказывалась народная струя в творчестве поэта, тем ближе он был народу и тем больше его произведений сберегло благодарное потомство» [3].
 
В противовес своему немецкому предшественнику Л. З. Эйдлин утверждал, что поэзия эпохи Тан сильна не формой, а содержанием и не авторским началом («художественностью»), а фольклорным («народностью»), наивысшим проявлением чего стало творчество «народного поэта Бо Цзюй-и». В период ожесточённейшей борьбы с формализмом в СССР и установления «народной республики» в Китае всегда отличавшийся «политической грамотностью» Л. З. Эйдлин [4] в данном построении продемонстрировал очевидную вненаучную мотивацию, что ярко показывает заключительный абзац цитируемого введения: «Борьба, ведущаяся с гомин[ь]дановскими прислужниками американского империализма за народную демократию, есть борьба и за сохранение культурного наследия китайского народа, в которое входят стихи классика китайской литературы, народного поэта Бо Цзюй-и» [5], – а также его вариант в следующем издании, модернизированный после победы коммунистов над Гоминьданом: «В великой победе, одержанной под руководством Китайской коммунистической партии, народ вновь обрел создававшуюся им в течение тысячелетий культуру. Трудящиеся Китая, развивая новую, демократическую литературу и искусство, бережно хранят свое культурное наследие, в которое входят стихи классика китайской литературы, народного поэта Бо Цзюй-и» [6].  
 
Л. З. Эйдлин явно следовал идеологической линии руководства КПК, проводившейся в жизнь начальственным учёным и поэтом, первым президентом Академии наук КНР, Го Мо-жо郭沫若 (1892–1978), который еще в 1945 г., прибыв в СССР (23.06–16.08.1945) на празднование 220-летия АН СССР, написал к указанной книге 12 августа 1945 г. предисловие, опубликованное в её третьем издании 1958 г.[7] и содержащее следующую сентенцию: «Для того, чтобы должным образом понять истинный характер стихов и песен, чтобы вновь осуществить связь поэзии с нуждами государственного управления, нужно было вырвать её из рук аристократии и вернуть народу, от воспевания классов паразитических привести её к непосредственному выражению настроений классов производящих. Из всего множества китайских поэтов к ясному сознанию этого в своё время пришёл лишь один – Бо Цзюй-и. Он был поистине народным поэтом и сознательно стремился к тому, чтобы его понимал простой народ. У него был свой взгляд на поэзию, он хотел вернуть её в народные массы… освободить прозу и поэзию от пут формализма эпохи “шести династий”, приблизить литературу к действительности, сблизить её с народом » [8].
 
Однако всю эту народолюбивую, но априорную и фантасмагорическую конструкцию полностью разрушил простым аргументом в весьма нелицеприятной рецензии учитель Л. З. Эйдлина академик В. М. Алексеев  (1881–1951): «Бо, как известно, писал на языке, состоящем на 80–90 процентов из слов и словосочетаний, не имевшихся в слышимой речи того времени», т. е. не понятных «народной массе, осужденной на вечную безграмотность» [9].
 
Основанная на «предвзятой идее» примитивизирующая трактовка Бо Цзюй-и как классово близкого коммунистам «народного поэта», по мнению самого компетентного рецензента, привела не только к теоретической ошибке, но и к переводческой деформации: «Русский переводчик должен быть прежде всего русским стилистом. Ему, по-моему, не следует действовать на упрощение литературного стиля, повинуясь предвзятым идеям и сведениям о сверхнарочитой, как отмечено в предисловии Л. Эйдлина, “простоте” стихотворного стиля Бо Цзюй-и. Переводчик, однако, не удержался на данной высоте, и стиль его перевода, порой очень тонкий и заботливый, в конце концов есть стиль упрощенческий: поэт скорее пересказан, чем переведен» [10].
 
Хотя в настоящее время, казалось бы, отсутствуют вненаучные предпосылки для подобных умозрительных построений, всё же иногда они появляются. Например, относительно недавно отечественный и китайский учёные представили танскую поэзию в трактовке Л. З. Эйдлиным как «пренебрегшую формой», «преодолевшую изощрённость предшествующей литературы», «провозгласившую главенство простоты и ёмкой безыскусственности» потому, что «в обжитой, благоустроенной стране люди знают, чего хотят; они не нуждаются в технических выделках, заменяющих собой реальный предмет». Этой весьма сомнительной интерпретации в стиле вульгарного марксизма или писаревского нигилизма, даосизма или легизма они дали вполне положительную оценку: «Так однозначно Л.З. Эйдлин перекидывает мост от уклада социального бытия к стилю литературного почерка, от предельных обобщений к точечному воспроизведению, замечая значительное в малом (тоже, кстати, китайская черта, отражённая во многих трактатах). Вульгарно? Нет, напротив, убедительно. Общество, в конце концов, не абстракция, а в известной мере условие творческой работы, безотчётно преломляющееся на листе бумаге» [11].
 
Соответственно и переводческая практика Л. З. Эйдлина, когда «мысль автора передана без ухищрений и изысканностей» и даже без рифмы, которая, по собственному признанию его поклонников, «проходит красной нитью через весь китайский текст», получает полное одобрение со смелым выводом в примечании: «переводной рифмованный стих вызывает удивление, воспринимается как пережиток некогда могучей культурной архаики» [12].
 
Такой подход в корне противоречит фундаментальному тезису В. М. Алексеева о совершенной неправомерности отказа от рифмы, не компенсируемого никакими другими художественными средствами: «отдаленная проза белых стихов вряд ли отражает стих оригинала, мускулистый, ядрёный, сильный, совершенный»[13]. Глава отечественной синологии XX в. не просто провозгласил, но подробно развил это принципиальное положение: «Если бы перевод Л. Эйдлина был сделан при непременном учете достоинств оригинала, то много слов перевода, с первого взгляда незначащих, вялых, монотонных, нерельефных, нехарактерных, скучных, безличных, бесстильных, были бы определенно заменены более сочными, живыми, “новыми”, сильными и стильными. По-моему, и тон и ноты-слова надо было бы искать не в себе, а непосредственно в оригинале. Конечно, все это разными обходными путями, в конце концов, приводит к … рифме, ибо рифмованный оригинал, да еще в Китае, где рифма сложнее, чем где-либо, да еще у такого признанного ее мастера, как Бо, никак не может распластаться в чужеродный белый стих и в слова, даже сами по себе не дающие ни семантики, ни звучания» [14].
 
Современный поэт Д.Ю. Вонави (Иванов, 1983 г.р.), не выска-зывая тезисов, опровергающих позицию Р. Ф. Бекметова с Чжан Шуцзюанем и поддерживающих потивоположную позицию В. М. Алексеева, на практике применяет рифму и другие поэтические тропы для преобразования явочным порядком в полноценные стихи переводов Л. З. Эйдлина, которые он откровенно называет «подстрочниками»[15]
 
Таким образом, с полярных позиций продолжается обсуждение вопроса о сложности или простоте, формальности или содержательности, элитарности или народности танской поэзии, и для полной ясности тут нужны новые аргументы и факты.
 
Превращение танской поэзии в экстраординарный историко-культурный феномен явилось результатом творчества не только тесной плеяды прославленных талантов, но и удивительно большого числа малоизвестных стихотворцев. Полный корпус стихов эпохи Тан («Цюань Тан ши» 全唐詩), сформированный по повелению просвещённого императора Сюань-е 玄烨 (1654–1722, правил под девизом Кан-си康熙 в 1662–1722) в 1705 г., насчитывает около 49 тыс. сочинений более чем 2 200 авторов[16]. В предисловии к этому изданию его искушённый в литературе августейший патрон писал: «С наступлением эпохи Тан стихи стали совершенны, законченны во всех своих видах и стилях; все способы стиха были отчётливо проявлены. Вот почему всякий, кто судит о стихах, берёт танских поэтов за мерило своих вещей, подобно тому как стрелок отсчитывает всё от мишени и ремесленник – от наугольника и циркуля» [17].
 
В Китае поэзия исконно пользовалась привилегированным положением, «Канон стихов» («Ши цзин» 詩經) – древнейшее и авторитетнейшее произведение канонической литературы, которое легло в основу государственной системы образования и экзаменов на присвоение учёных степеней и получение чиновничьих должностей (кэ-цзюй 科举 «выдвижение на степень»).
 
В эпоху Тан данная система значительно модернизировалась, радикально усилив роль знания классической поэзии и мастерства стихосложения. В эти «“золотые века” китайской лиры» [18] «понимание общественной значимости поэзии выразилось, в частности, в требовании на чиновничьих экзаменах показывать способности к стихотворчеству» [19]. Со второй половины VII в. в программу экзамена для получения высшей учёной степени цзинь-ши 進士 («продвинутый муж») были включены поэтические сочинения в виде «текстов в стихах разных жанров» (цза-вэнь 雜文). Соответственно на фоне увеличившейся популярности и социальной значимости повышенное внимание стихам, версификации и поэтическим сочинениям стали уделять государственные, общественные и частные школы и учебные заведения[20]. Очевидно, что в такой стимулирующей и конкурентной обстановке поэтическая форма не могла не усовершенствоваться до предела [21].
 
В самый узкий круг корифеев столь яркого историко-культурного явления мирового значения, как танская поэзия, вошёл Бо Цзюй-и по прозванию-цзы Лэ-тянь 樂天 (Радующийся Небу/Природе/Жизни или Пора Веселья), имевший прозвища-хао Сян-шань-цзюй-ши 香山居士 (Анахорет-упасака с Ароматной Горы / Горы Ароматов, Учёный, Живущий на Ароматной горе или Учёный Цзюй с Ароматной Горы) и Цзуй-инь сянь-шэн 醉吟先生 (Опьяняющийся и Декламирующий Господин или Господин, Который Любил Выпить и Читать Стихи), а также величавшийся современниками Наставником Бо (Бо-фу 白傅) и Бо Князем Культуры/Литературы (Бо Вэнь-гун 白文公). Будучи одним из крупнейших и знаменитейших поэтов Китая, он также являлся видным государственным деятелем, мыслителем и конфуцианским учёным со степенью цзинь-ши (800 г.), а в конце жизни погрузился в буддизм и стал насельником святыни китайского буддизма – Великого храма медитации (дхьяна) у всеприемлющих врат (саманта-мукха) на Ароматной горе (Да Сяншань пу-мэнь чань-сы 大香山普门禅寺), где и нашёл упокоение [22].
 
Благодаря глубокому знанию и почитанию буддизма Бо Цзюй-и прославился как в Китае, так и за его пределами, прежде всего в Японии, в качестве не только поэта, но и буддийского наставника. К примеру, это нашло яркое отражение в сборнике «поучительных рассказов» (сэцува 説話) «Собрание песка и камней» («Сясэкиси» 沙石集, 1279–1283) буддийского монаха Мудзю Итиэна 無住一円 (1226–1312), который неоднократно цитировал религиозно-философские суждения и стихи Ракутэна (кит. Лэ-тянь) [23]. Переводчик и исследователь этого замечательного образца буддийской прозы Н. Н. Трубникова (р. 1970 г.) справедливо отметила: «Не менее важное место, чем китайские наставники-монахи, в “Собрании песка и камней” занимает поэт Бо Цзюй-и (772–846). Его словами Мудзю выражает многие важные положения буддийского учения: в здешнем мире, подобном сновидению, не о чем жалеть (I–9, VIII–22); каждый человек к чему-то да пристрастен (IV–1) и другие» [24].
 
Справедливости ради надо отметить, что предметом религиозно-философских исканий Бо Цзюй-и был также даосизм, с которым он был знаком не только в теории, но и в эзотерической практике. Следы его увлечения даосизмом проявляются даже в стихах с буддийской тематикой и лексикой (см. ниже № 25). Всё-таки в конце жизни интерес поэта к буддизму возобладал, что выразилось даже в критике самого основателя даосизма в четверостишии «Читая Лао-цзы» («Ду Лао-цзы» 讀老子), перевод которого мы опубликовали в 2018 г. [25] (см. также ниже № 3, 52, 58, 71, 81–82).
 
В увидевшей свет двумя годами ранее и уже упомянутой статье Р. Ф. Бекметова и Чжан Шуцзюаня для подтверждения переводческой точности Л. З. Эйдлина приведён его перевод данного четверостишия с подстрочником авторов статьи, где странным образом первая строка представлена совершенно не соответствующей ни оригиналу, ни варианту Л. З. Эйдлина [26]. Перелагающая начальный афоризм 56-го чжана «Канона Пути и благодати» («Дао-дэ цзина» 道德經) «Знающий не говорит, говорящий не знает» (Чжи чжэ бу янь янь чжэ бу чжи 知者不言言者不知)[27], первая строка Бо Цзюй-и дословно означает «Говорящий не знает, знающий молчит» (Янь чжэ бу чжи чжи чжэ мо言者不知知者默) и у Л. З. Эйдлина отличается от оригинала лишь усилением отрицания: «Кто говорит – ничего не знает, // Знающий – тот молчит»[28]. Точность этого перевода Р. Ф. Бекметов и Чжан Шуцзюань почему-то обосновали совсем иным собственным вариантом: «Разговаривающий не более молчалив, чем образованный». Столь разительное отличие отчасти объясняется иной версией оригинала, где вместо первого иероглифа 知чжи («знание») стоит схожий знак 如 жу («подобие»): 言者不如知者默. Однако и в этом варианте, не связанном с переводом Л. З. Эйдлина и означающем «Говорение уступает молчанию знающего», первая строка никак не соответствует «буквальному переводу» Р. Ф. Бекметова и Чжан Шуцзюаня.
 
Среди столь величественного поэтического наследия Бо Цзюй-и особенно выделяются около 800 четверостиший цзюэ-цзюй 絶句— «оборванные строки» (в переводе Б. А. Васильева, 1899–1937), или «усечённые строки», «оторванные стихи» (в переводе В. М. Алексеева), состоящие из 20 или 28 иероглифов в четырёх строках (по 5 или 7 иероглифов в каждой)[29]. Они чрезвычайно значимы потому, что именно в четверостишиях поэтическая форма в Китае достигла наибольшей изощрённости.
 
Обосновывая в кандидатской диссертации своё обращение к изучению и переводу четверостиший Бо Цзюй-и, Л. З. Эйдлин писал: «Четверостишия в Китае получили наибольшее распространение в танскую эпоху (618–905), и тогда же достигли наивысшего своего расцвета… Нужно сказать, что китайское четверостишие – труднейший вид поэзии, когда двадцать или двадцать восемь знаков должны составить законченное произведение. В этой оценке сходятся все китайские поэты и все ки­тайские историки литературы. “Я должен сказать, – говорит танский поэт Сы-кун Ту (В. М. Алексеев, Поэма о поэте, стр. 0106)[30], – что сочинение ‘оторванных стихов’ (четверостиший) основано на высшем и глубочайшем наитии, а внешне они изменяются в тысячах фазисов и миллионах образов...”…В книге “Толкование родов литературных произведений” (“Вэнь ти мин бань” 文體明辦)[31]говорится: “В период начала Тан прочная слава установилась за цзюэ цзюй (четверостишиями) ”»[32].
 
Малую поэтическую форму цзюэ-цзюй обычно называют просто «четверостишием», как это делал Л. З. Эйдлин[33], или «катреном», но используется и буквальный перевод – «оборванные строки» (цзюэ – «обрывать, отрывать, обламывать», цзюй – «строки»), – под которым впервые на русском языке Б. А. Васильев опубликовал их специальную подборку [34].
 
У этих четверостиший имеются и другие схожие названия: «оборванные/усечённые стихи» цзюэ-ши 絶詩, «отрезанные строки» цзе-цзюй 截句 или «оторванные строки» дуань-цзюй 斷句.
 
Их именование китайские учёные связывают с происхождением. Считается, что они «оторваны» от регулярных стихотворений  люй-ши 律詩, относившихся к категории цзинь-ти-ши 近體詩 – «стихов современной формы», в которых «количество строк, размер, характер и порядок рифмовки, распределение тонов определялись строгими правилами (гэлюй)»[35]. Нормы стихосложения гэ-люй 格律 («выверенный устав») сложились в VII–VIII вв.[36], после чего строго регулируемая ими авторская лирика стала называться гэ-люй-ши – «выверенные уставные стихи». К ним относились две формы: люй-ши («уставные стихи»), состоящие из восьми строк в пять или семь иероглифов, и «оторванные» от них цзюэ-цзюй.
 
Регулируемое нормами стихосложения гэ-люй распределение тонов не позволяло «ровным» пин平 («верхнему ровному» шан-пин 上平 и «нижнему ровному» ся-пин 下平) тонамнаходиться между двумя «ломаными» (в разных переводах: «неровными», «косыми», «модулирующими») цзэ 仄 («восходящим» шан 上, «уходящим» цюй 去и «входящим» жу 入), поэтому получались только четыре варианта: 1) пин пин цзэ цзэ цзэ 平平仄仄仄, 2)  цзэ цзэ цзэ пин пин 仄仄仄平平, 3) цзэ цзэ пин пин цзэ仄仄平平仄 и 4) пин пин цзэ цзэ пин 平平仄仄平, что при начале первой строки с ломаного или ровного тона давало следующие возможные варианты их распределения.
 
Варианты цзюэ-цзюй

	5 иероглифов в строке		7 иероглифов в строке
Две рифмы	I	平平|平仄仄 仄仄|仄平平   仄仄|平平仄 平平|仄仄平	仄仄+平平|平仄仄 平平+仄仄|仄平平   平平+仄仄|平平仄 仄仄+平平|仄仄平
	II	仄仄|平平仄 平平|仄仄平   平平|平仄仄 仄仄|仄平平	平平+仄仄|平平仄 仄仄+平平|仄仄平   仄仄+平平|平仄仄 平平+仄仄|仄平平
Три рифмы	III	仄仄|仄平平 平平|仄仄平   平平|平仄仄 仄仄|仄平平	平平+仄仄|仄平平 仄仄+平平|仄仄平   仄仄+平平|平仄仄 平平+仄仄|仄平平
	IV	平平|仄仄平 仄仄|仄平平   仄仄|平平仄 平平|仄仄平	仄仄+平平|仄仄平 平平+仄仄|仄平平   平平+仄仄|平平仄 仄仄+平平|仄仄平

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Из таблицы хорошо видно (показано знаком «+»), что семисловная строка образуются за счет прибавления в её начале двух иероглифов с одинаковым тоном, противоположным начальному тону соответствующей пятисловной строки. Вертикальной чертой в таблице обозначена цезура, помимо которой в семисловных строках присутстввовали еще две «ритмические паузы», первая из которых делила доцезурную часть (показана знаком «+»), а вторая – отделяла последний иероглиф, подчеркивая несомую им рифму[37].
 
Правила рифмовки, основанные на классификации по звучанию и тону «рифм» юнь 韵, т. е. слогообразующих частей иероглифов без инициали и медиали, сложились к началу VII в. Они фиксировались в нормативных таблицах (юнь ту 韵图) и словарях рифм (юнь шу 韵书), со временем все дальше отходивших от реального произношения [38]. Одним из первых базовых словарей рифм стал составленный в 601 г. под руководством Лу Фа-яня 陸法言 (р. ок. 562) «Це юнь» 切韻 («Разрезания и рифмы»), в котором выделены 193 рифмы. В начале XI в. их число увеличилось до 206, а в XIII в., напротив, сократилось до 106, образовав стандарт для последующих времён. Особенности рифмовки эпохи Тан наиболее точно передают словари: «Юнь ин» 韻英 («Цвет рифм», 742–755) Юань Тин-цзяня元廷堅и «Тан юнь» 唐韻 («Танские [“Разрезания и] рифмы”», или «Танские рифмы», 751 г.) Сунь Мяня孫愐, позднее трансформированный в «Гуан юнь» 廣韻 («Расширение [“Разрезаний и] рифм”», 1008 г.) Чэнь Пэн-няня 陳彭年 (Чэнь Юн-нянь 陳永年, 961–1017), Цю Юна 邱雍 и др. [39]
 
«В регулярной поэзии допускались рифма только под пин-шэн и рифмовка четных строк, к которым могла присоединяться первая строка»[40], что хорошо видно из представленной выше таблицы «Варианты цзюэ-цзюй» (рифмы выделены жирным шрифтом) и дает два варианта: ВАВА и ААВА, если буквой «А» обозначить ровный тон, а «В» – ломаный, однако поскольку последний был не один, постольку вариант ВАВА мог трансформироваться в ВАСА с несовпадением ломаных тонов.
 
Данное явление проанализировано Л. З. Эйдлиным в кандидатской диссертации о четверостишиях Бо Цзюй-и, где после каждого из них помещена схема его рифм с указанием их номеров, тонов и чанъаньских чтений [41]. Эти схемы диссертант составил по грандиозному (444 цзюаня) цинскому словарю «Пэй-вэнь юнь-фу» 佩文韻府 («Хранилище рифм из [императорской библиотеки] “Превознесение литературы”», 1704–1711)[42] и “Analytic Dictionary” Б. Карлгрена (1889–1978)[43].
 
Еще одна интересная формальная закономерность поэтики цзюэ-цзюй заключается в том, что тоны находятся в созависимых отношениях не только в строке (по горизонтали), но и в столбце (по вертикали). Из вышеприведённой таблицы видно, что у I и II видов 1-я и 2-я, 3-я и 4-я строки, а также строки вторых двустиший у III и IV видов связаны между собой отношением дуй 對, противопоставляющим все позиции друг другу[44].
 
Во всех видах цзюэ-цзюй с 7 иероглифами в строке доцезурные части двустиший связаны друг с другом совмещением отношений перевёрнутости фань 反 и противоположности дуй.
 
В III и IV видах послецезурные части строк первых двустиший связаны между собой более сложным, двухступенчатым соединением двух видов отношений: промежуточнымперевёртыванием фань (отношением центральной симметрии со взаимной переменой мест двух крайних элементов и сохранением среднего) и итоговой противоположностью дуй (относительно промежуточного варианта, взятого в квадратные скобки в нижеследующей таблице): (точное воспроизведение таблиц см. в пдф-файле, с. 404-405. - Прим. ред.)
 

	доцезурные	послецезурные
	仄仄	仄平平
фань		[平平仄]
дуй	平平	仄仄平

 
Чистое отношение фань связывает между собой послецезурные части 2-й и 3-й строк во всех видах цзюэ-цзюй, например:
 

仄仄	仄平平
仄仄	平平仄

 
    Оно также связывает двустишия II вида между собой, а двустишия I вида связаны отношением фань с вкраплением дуй в последних иероглифах двух последних строк (выделено жирным шрифтом)[45]:
 

平平  平  仄仄 仄仄  仄  平平   仄仄  平  平仄 平平  仄  仄平

 
 
 
 
 
 
И хотя отношение фань является структурно более «слабой» противоположностью (в силу сохранения тождества центральной позиции), чем дуй, оно, во-первых, считалось иерархически более значимым (о чем будет сказано далее) и, во-вторых, сопряжением двустиший фиксировало связь более высокого порядка.
 
Фань и дуй (в переводе А. И. Кобзева соответственно «обратность» и «супротивность») являются парой фундаментальных методологических категорий, обозначая два вида противоположности, которые в традиционной китайской логике (протологике) и методологии (нумерологии) охватывают все контрарные и контрадикторные отношения [46]. Они широко использовались в нумерологических («системологических», по определению А. М. Карапетьянца) операциях с основополагающими компонентами общеметодологического «учения о символах и числах» (象數之學 сян-шу-чжи-сюэ) и его главного трактата – «Канона перемен» («И цзин» 易經), т. е., прежде всего, с диграммами, триграммами и гексаграммами, магическими (в прямом и математическом смысле) схемами Хэ-ту 河圖 («план [из Желтой] реки») и Ло-шу 洛書 («письмена [из реки] Ло»)[47], а также применялись к структурам любой реальности, в частности хорошо систематизированным произведениям искусства, например орнаментам, как показал А. М. Карапетьянц[48].
 
В «Каноне перемен» и связанных с ним схемах базовые фигуры гуа 卦образуют пары по двум главным принципам: «обратности» фань, т. е. перевернутости на 180° (например, парные гексаграммы № 43 Гуай  夬  и № 44 Гоу 姤 ), и «супротивности» дуй, т. е. противоположности черт в одинаковых позициях (например, парные гексаграммы № 1 Цянь 乾  и № 2 Кунь 坤 ). Оба принципа взаимодополнительны и не противоречат друг другу. Поэтому, как и в схемах рифмовки цзюэ-цзюй (в доцезурных частях со строкой в 7 иероглифов), они могут совмещаться (например, парные гексаграммы № 11 Тай 泰  и № 12 Пи 否 ) и так же отражают иерархическое превосходство фань над дуй, поскольку в самом «Каноне перемен», где гексаграммы расположены в попарном порядке Вэнь-вана, 56 из них следуют принципу фань и только 8 симметричных, не изменяющихся при переворачивании, – принципу дуй. Главенство в целом более общей категории фань [49] над дуй подтверждено в разделе «Предание смешанных гексаграмм» («Цза-гуа чжуань» 雜卦傳) «Канона перемен» определением двоякого (и фань, и дуй) соотношения гексаграмм № 11 Тай 泰 и № 12 Пи 否 именно как фань, а не дуй [50].
 
Вполне закономерно тоновая структура регулярных стихов подпадала под эту универсальную методологию. Поэтому, например, А. Г. Сторожук в статье «Слово и цифра: знаковая структура уставных стихов»[51], включённой затем в состав его главной монографии, предложил идентифицировать доцезурные части строк с диграммами, а послецезурные – с триграммами «И цзина», что представляется продуктивным, но требует дальнейшего исследования [52]. Предваряя его и дополнительно подтверждая структурно-нумерологическую связь рифмовки цзюэ-цзюй с «Каноном перемен», стоит отметить, что, подобно инь и ян, сим-волизируемым числами 2 и 3, в каждом четверостишии количе-ства иероглифов в двух тонах пин и трёх цзэ равны, а суммы тех и других во всех четырех видах двух типов – 96 – выражаются цифрами «9» и «6», обозначающими в каноне целую и прерван-ную черту. В целом 2 и 3 тона, 2 и 3 рифмы соответствуют дво-ично-троичному устройству три- и гексаграмм, 4 строки и 4 вида рифмовки – «четырём символам» (сы-сян 四象), 8 ее разновид-ностей – 8 триграммам (ба-гуа 八卦), а 12 иероглифов в двух ти-повых строках (5+7) – сумме черт в двух парных гексаграммах[53].
 
Иероглиф фань синонимичен другому важному для описания формальной структуры цзюэ-цзюй термину чжуань 轉 («поворот, противопоставление»), который входит в название особого композиционного правила ци чэн чжуань хэ (цзе) 起承轉合 (結).
 
«Принято думать, – писал в своей кандидатской диссертации Л. З. Эйдлин со ссылкой на В. Г. Грубе, – что стихи танской эпохи писались по раз навсегда заведенному правилу, когда обязательно предполагается ци 起 – вступление (по терминологии Грубе в его “Geschichte der chinesischen Litteratur”[54] – Einleitung), чэн 承 – развертывание (Entwicklung), чжуань 轉 – поворот (Übergang) и хэ 合, или шоу 收, – заключение (Schluẞ)»^[55]. В «Большом китайско-русском словаре» эти поэтологические термины переведены как «зачин, развитие, поворот, заключение»[56], а в энциклопедической статье М. Е. Кравцовой о китайском стихосложении – как «начало/зачин», «подхват», «поворот» и «заключение/завершение»[57].
 
Критикуя субъективность метафоры вольнолюбивого поэта и признанного мастера цзюэ-цзюй Се Чжэня 谢榛 (по прозванию Мао-цинь 茂秦 и прозвищу Сы-мин 四溟, 1495–1575)[58], сравнившего в «Слове Сы-мина о стихах» («Сы-мин ши-хуа» 四溟诗话) первую строку со взрывом хлопушки, а последнюю – с ударом колокола, Л. З. Эйдлин отмечал: «…ведь восприятие хлопушки и колокола очень субъективно, и то, что одному кажется в стихе взрывом хлопушки, для другого будет ударом колокола, то, что в одном месте будет ударом колокола, в другом – будет взрывом хлопушки»[59]. Он справедливо не согласился со скоропалительным мнением революционно настроенного писателя, поэта и автора специального исследования цзюэ-цзюй Хун Вэй-фа 洪為法 (другое имя – Бин-янь 炳炎, 1899–1970)[60], ссылавшегося на авторитетного философа и учёного-энциклопедиста Ван Фу-чжи 王夫之 (известного как Чуань-шань船山, 1619–1692) и утверждавшего условность данного правила для великих поэтов эпохи Тан. Л. З. Эйдлин подтвердил его нормативное использование ими: «Все эти рассуждения о первой, третьей и четвертой строках четверостишия, приведенные и разобранные мною… с полнейшей убедительностью приводят, как это может быть ни неприятно некоторым авторам, к правильности теории ци чэн чжуань хэ. Непонятно, почему так яро восстаёт против этого правила Хун Вэй-фа, своим же анализом функций строк четверостишия приводящий нас к нему. Именно по этому принципу построено большинство четверостиший танской эпохи, и очень невелики и несущественны те отклонения, которые при этом могут быть»[61].   
 
Возникает вопрос: можно ли вместо метафорических и субъективных характеристик найти объективные признаки, позволяющие оценить это правило? 
 
На наш взгляд, такие признаки выделить можно, хотя функциональные особенности четырех строк формализуются с разной долей успешности. Например, можно было бы ожидать, что «вступление», или «зачин», ци имеет некоторые стандартные элементы, как это происходит в некоторых жанрах в других языках, например русская сказка часто начинается словами: «жили-были», «давным-давно», «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве». Зачины и запевы выделяются и в разнообразных, особенно народных, поэтических формах. То, что речь идёт не о фольклорном, а об авторском жанре, не должно смущать, поскольку клишированность характерна для китайской литературы в целом. Однако в случае цзюэ-цзюй подобного не происходит, возможно потому, что количество иероглифов тут крайне мало и для подобных формул просто нет места.
 
«Заключение» в разных видах текстов, особенно бюрократических и научных, также нередко маркируется специальными словами, например «в итоге» и т. п., которые можно было бы ожидать и в «заключении» хэ, тем более что цзюэ-цзюй писались образованными людьми, обычно являвшимися чиновниками. Но таких ярко выраженных формальных показателей все же нет.
 
Довольно сложно формализовать понятие «развертывания» чэн, поскольку само понимание «раскрытия темы» может быть весьма субъективным, однако при наличии параллелизма в первой и второй строках мы, как правило, видим не противопоставление, а усиление заявленной темы, о чем подробнее будет сказано ниже.
 
Параллелизм – фундаментальное свойство архитектоники китайских текстов, не только поэтических и прозопоэтических, но и сугубо прозаических, зачастую полностью или частично построенных на параллелизмах. Поэтому В. С. Спирин (1929–2002) в 70-х гг. прошлого века ввёл для описания особого строения древнекитайских текстов весьма продуктивное понятие «универсального параллелизма» [62].
 
Обращаясь специально к китайской поэзии, в особенности эпохи Тан, еще в самом начале XX в. В. Г. Грубе отметил «параллелизм идей или образов, основанный либо на отношении сходства, либо на отношении противоположности», а также «грамматически-синтаксический параллелизм, который состоит в том, что в двух следующих друг за другом стихах слова одинаковой категории занимают, по возможности, одинаковое место в предложении», отчего вся она, «как и пластические искусства китайцев, … подчинена закону симметрии, который здесь находит своё выражение в проводимом в разных направлениях параллелизме» [63].
 
К этому стоит добавить, что параллелльными поэтические строки могут быть на уровне не только лексики и грамматики, но и иероглифических элементов, например входящих в иероглифы ключей.
 
Наиболее же формализуемым оказывается правило для третьей строки в силу того, что чжуань является синонимом фань, и уже на уровне распределения тонов третья строка демонстрирует свою «поворотность» (чжуань) по отношению ко второй строке и к первому двустишию. 
 
В «Большом китайско-русском словаре» дано следующее определение иероглифа чжуань: «вращаться, поворачиваться, перемещаться», «поворот» со специальным литературоведческим значением «поворот, противопоставление (3-я часть кит. классического стихотворения, 3-я строка четверостишия)»[64]. Поэтому можно сказать, что третья строка «поворотная» «по определению».
 
Немецкий эквивалент чжуань Übergang, предложенный В. Г. Грубе, имеет значения «переход, переправа» (от существительного Gang – «ходьба, ход» и предлога über – «пере»), а перевод Л. З. Эйдлина «поворот» по смыслу отличается от «перехода», так как в русском языке ассоциируется с изменением направления, что необязательно при «переходе», и ближе к основным значениям иероглифа чжуань. Таким образом, из значений слова следует, что «движение» переходит в другую фазу или переходит ко второй половине «пути», а двустишия предстают как противоположные друг другу и, одновременно, взаимодополнительные части целого.
 
Такая двоичность, характерная для цзюэ-цзюй на уровне строк и двустиший, хорошо вписывается в двоичность традиционного китайского мышления, всецело построенного на двоичности инь-ян, что легко прослеживается во всех сферах культурной жизни. Двоичность может быть представлена и другими парами, например двумя иероглифами из парных хронотопических наборов «десяти небесных стволов» (ши тянь гань十天干) и «двенадцати земных ветвей» (ши-эр ди чжи 十二地支). Таким образом, к примеру, Бо Цзюй-и описывал начало своей болезни: «В год цзи-вэй (56-й) периода Кай-чэн (839 г.) я в шестьдесят восемь лет достиг возраста тонкой ивы [65]. Зимою в десятой луне в день цзя-инь (51-й) [66] меня залихорадило, болело тело, рябило в глазах, левая нога не двигалась, так пришло время, когда меня одолели старческие болезни» [67].
 
В «Большом словаре слов китайского языка» («Хань-юй да цы-дянь» 漢語大詞典) при определении 21-го значения чжуань как литературного приема дана ссылка на его описание в гл. 48 романа «Сон в красном тереме» («Хун-лоу мэн» 紅樓夢) героиней Дай-юй: «不過是起、承、轉、合，當中承、轉是兩副對子，平聲的對仄聲，虛的對實的，實的對虛的» [68]. В переводе В. А. Панасюка (1924–1990), передавшего ци, чэн, чжуань и хэ словами«введение», «толкование», «изложение» и «заключение», это объяснение выглядит следующим образом: «Все стихи состоят из введения, толкования, изложения и заключения. Толкование и изложение ставятся в середине стиха и представляют две парные надписи. Затем слова, произносящиеся под ровным тоном, противопоставляются словам нисходяще-восходящего тона, а пустые слова противопоставляются значимым, и наоборот» [69]. Здесь подчеркивается, что у стоящих в середине «развертывания» (чэн) и «поворота» (чжуань) в отношении дуй помимо ровных и ломаных тонов находятся знаменательные («полные» ши 實) и служебные («пустые» сюй 虛) слова, при этом сами строки уподоблены парным надписям дуй-цзы 對子, построенным по принципу параллелизма.
 
Следовательно, помимо отношения фань между тонами, третья строка часто находится в отношении лексического противопоставления, а параллелизм во второй строке усиливает, или «подхватывает/развертывает/развивает» чэн, первую строку. Например, в четверостишии Бо Цзюй-и «Посылаю секретарю Вану» («Цзи Ван ми-шу» 寄王秘書)[70] первые две строки связаны параллелизмом, элементы которого для наглядности мы представили вслед за ним в таблице:
 
霜菊花萎日
風梧葉碎時
怪來秋思苦
緣詠秘書詩
 
Заиндевелых хризантем увяли лепестки,
И ветер листья с фирмиан сегодня оборвал.
                             
Не избежать осенних дум нахлынувшей тоски,  
Ведь ваши, секретарь, стихи я ныне прочитал.
 

霜	菊	花	萎	日
иней	хризантемы	цветы	вянуть	день
風	梧	葉	碎	時
ветер	фирмианы	листья	срывать	час
определение, природное явление	растение	часть растения	глагол, действие	время

 
 
 
 
 
 
 
Параллелизм второй строки с первой не противопоставляет, а усиливает представленную в ней диспозицию, поэтому можно сказать, что тут наблюдается формальный признак «развертывания» (чэн) заявленной темы.
 
Перевод не всегда сохраняет параллелизм, но если это удается, то стихотворение получает дополнительный колорит. Вот пример сохраненного параллелизма в четверостишии «Ранняя весна»(«Цзао чунь» 早春):
雪散因和氣
冰開得暖光
春銷不得處
唯有鬢邊霜
 
Снег стаял в дуновенье теплых дней,
Лед вскрылся в согревающих лучах,
 
И не под силу растопить весне
Лишь иней, что остался на висках.
 
 
Как уже было показано выше, тоновая структура двустиший связана отношением фань, а иероглифы фань и чжуань могут рассматриваться как синонимы, поэтому связь двустиший при переходе к третьей строке является отношением чжуань по самой структуре противоположения. Возможно, тоновое противоположение стало связываться с композиционной функцией третьей строки, влияя не только на расположение тонов, но и на другие формальные параметры четверостишия. Поэтому, по крайней мере для третьей строки, правило ци чэн чжуань хэ соблюдается.
 
Помимо тонов и параллелизма, третья строка часто обнаруживает композиционные приемы, связанные с противопоставлением. Ранее они были подробно рассмотрены в статье «Композиционные приемы третьей строки в четверостишиях (цзюэ-цзюй) Бо Цзюй-и» одним из авторов данных строк[71], поэтому здесь мы приведем лишь основные выводы.
 
Довольно часто в третьей строке используются такие риторические фигуры, как антитеза, аналогия, парадокс и бинарная оппозиция. Следует отметить, что иногда и четвертая строка оказывается «захваченной» подобным протиповоставлением.
 
Наиболее узнаваемой является антитеза, так как часто опирается на противопоставляющие слова, самым распространенным из которых в китайских четверостишиях является иероглиф вэй唯 («лишь, только»), выступающий здесь как начальная противительная частица со значением «но вот»[72]. Он появляется в третьей или иногда в четвертой строке (как в вышеприведенном стихотворении «Ранняя весна»), показывая дихотомию, создающую общее динамическое напряжение четверостишия. Вот характерный пример использования антитезы со словом «лишь, только» (выделено жирным шрифтом) в третьей строке стихотворения «Лоянская весна» («Лоян чунь» 洛陽春):
 
洛陽陌上春長在
昔別今來二十年
唯覓少年心不得
其餘萬事盡依然
 
На тропинках Лояна в разгаре весна,
Двадцать лет отделили «теперь» от «тогда».
 
Только сердцу уже не найти юных лет
Среди тысячи прежних знакомых примет. 
 
Антитеза хорошо просматривается еще и потому, что в ее первой части часто используется гипербола или литота, как, например, в «Стихах, что давно написал [на стене] почтовой станции заставы у Долины белых черногривых скакунов» («Ло-коу-и цзю ти ши» 駱口驛舊題詩):
 
拙詩在壁無人愛
鳥污苔侵文字殘
唯有多情元侍御
繡衣不惜拂塵看

Людей не влечёт моих виршей настенная вязь,
Истлели слова, всюду мох да от птиц сор и грязь.
 
Лишь чуткий инспектор Юань пыль халатом стирал,
Расшитой парчи не жалея, и знаки читал.
 
В первом двустишии с явным преувеличением сказано, что «никто» не интересуется поэзией автора, хотя известно, что его стихи, написанные на стенах учреждений, охотно и много читались, и его поэтическая слава не могла бы быть столь громкой, если бы «никто» не читал его стихов.
В аналогии тоже могут использоваться специальные слова, фиксирующие сопоставление и уподобление. Например, в начале третьей строки стихотворения «Шлю во внутренние покои» (寄內 «Цзи нэй») употреблен сравнительный оборот бу-жу 不如 «лучше, лучше уж»:
 
桑條初綠即爲別
柿葉半紅猶未歸
不如村婦知時節
解爲田夫秋擣衣
 
Ветви тутовника зелены – нужно расстаться,
Листья хурмы заалели – не еду назад.
 
Легче крестьянкам с сезонами определяться:
Осень – и, значит, пора выбить мужнин халат.
 
Парадокс не имеет спецальных маркеров и определяется только семантически, а бинарная оппозиция может опираться на параллелизм, при этом бинарные аспекты, часто связанные с отношением инь-ян, могут пониматься и как противопоставленные (скорее всего, для европейцев), и как взаимодополнительные (для китайцев).
 
Таким образом, тоновая структура, параллелизмы и композиционные особенности, выраженные риторическими фигурами, среди которых наиболее частыми оказываются антитеза, аналогия, парадокс и бинарная оппозиция, составляют формальную специфику «регулярных» четверостиший цзюэ-цзюй, поэтому их написание требовало самого высокого уровня владения стихотворной формой. Эти особенности создают дополнительные сложности при поэтическом переводе стихотворений, а тем более четверостиший, о чём больше столетия тому назад откровенно писал В. Г. Грубе:«Особенную, непреодолимую трудность представляет перевод столь характерных для китайской лирики четверостиший, которые с неподражаемым лаконизмом обыкновенно скорее намечают, чем подробно изображают поэтический образ и настроение поэта» [73].
 
В продолжение работ двух предыдущих лет [74] для настоящей публикации вновь отобраны сто четверостиший цзюэ-цзюй. 97 из них ранее не переводились на русский язык (№ 97, 98 и 100 перевёл 80 лет тому назад Л. З. Эйдлин). Подборка призвана содержательно и структурно дополнить вышеуказанные работы охватив максимальный по длительности период жизни и творчества поэта и отразив самый широкий спектр тематики его цзюэ-цзюй – от пейзажных и бытовых, исторических и политических, лирических и юмористических зарисовок до этических и религиозно-философских исканий.
 
Оригиналы четверостиший и их датировки даны по изданию: Бо Цзюй-и ши-цзи цзяо-чжу 白居易詩集校注 («Собрание стихов Бо Цзюй-и со сверкой и комментариями»). В 6‑ти кн. / Сост. Се Сы-вэй 謝思煒. Пекин, 2015.
 
Все сто четверостиший пронумерованы и расположены в хронологическом порядке. Написанные за огромный срок в 58 лет, от 788 г. до 845 г., они охватывают в китайском летосчислении почти весь шестидесятилетний цикл 784–844 гг., или восемь периодов правления под девизами: Чжэнь-юань 貞元 (785–805), Юн-чжэнь 永貞 (805), Юань-хэ 元和 (806–820), Чан-цин 長慶 (821–824), Бао-ли 寶曆 (825–826), Да-хэ 大和 (827–835), Кай-чэн 开成 (836–840) и Хуй-чан 會昌 (841–846)семи императоров: Дэ-цзуна 德宗 (779–804), Шунь-цзуна 順宗 (805), Сянь-цзуна 憲宗 (805–820), Му-цзуна 穆宗 (820–824), Цзин-цзуна 敬宗 (824–826), Вэнь-цзуна 文宗 (826–840) и У-цзуна 武宗 (840–846).


 
СТО ЧЕТВЕРОСТИШИЙ ЦЗЮЭ-ЦЗЮЙ[75]
1–2
Четвертый год Чжэнь-юань (788 г.)
 
王昭君二首
時年十七
一
滿面胡沙滿鬢風
眉銷殘黛臉銷紅
愁苦辛勤顦顇盡
如今却似畫圖中
二
漢使却迴憑寄語
黃金何日贖蛾眉
君王若問妾顔色
莫道不如宮裏時
 
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ О ВАН ЧЖАО-ЦЗЮНЬ
В возрасте 17 лет[76]
 
1
Повсюду варварский песок, в причёске ветра след,
Моих бровей тускнеет тушь, румянец спал с лица. 
 
Печаль-тоска вовсю грызет, изъела до конца,
Похожей сделала меня на собственный портрет.
 
2
Прошу я ханьского посла: вернувшись, разузнай,
Когда же золото пришлют красотку откупить?
 
А коли спросит государь, как выглядит она,
Что уж не та, как во дворце, –  не надо говорить.
 
Ван Чжао-цзюнь 王昭君 (ок. 54–19 до н. э.) — прозвание (цзы字), а, возможно, и имя (мин名) Ван Цян 王嬙, или Мин-фэй 明妃, одной из четырех великих красавиц Древнего Китая, родившейся в простой семье в деревне (цунь村) Баопин 寳坪 (ныне Чжаоцзюнь 昭君) уезда Цзыгуй 秭归 (сейчас находится на территории уезда Синшань 兴山городского округа Ичан 宜昌провинции Хубэй). Будучи поздним ребёнком, она пользовалась особой любовью в семье и отличалась не только редкостной красотой, но и необыкновенным умом и большими художественными талантами. В 38 г. до н. э. попав во дворец в числе новых наложниц, согласно легенде, Ван Чжао-цзюнь не заплатила придворному художнику Мао Янь-шоу毛延寿 (ум. 33 г. до н. э.), который поэтому нарисовал ее недостаточно красивой, и ханьский император Юань-ди 元帝 (75–33, правил в 49–33 до н. э.) не обратил на нее внимания. Только перед смертью, в 33 г. до н. э., выбрав Ван Чжао-цзюнь в жены вождю (шаньюй單于) сюнну 匈奴Хуханье 呼韓邪 (ум. 31 г. до н. э.) для улучшения отношений с воинственными кочевниками и впервые увидев воочию, император был потрясен ее красотой, но уже не мог ничего изменить. Покинув родину, прожив с шаньюем три года и родив ему сына, обратно она уже не вернулась. Ей приписывается захоронение в 33-метровом кургане Цин-чжун 青冢 (буквально «Зелёный курган») в нынешней Внутренней Монголии. Считается, что именно благодаря ее влиянию на кочевников Китай в то время жил с ними в мире, поэтому ее называли Нин-ху-яньчжи 寧胡閼氏 – «Царицей-успокоительницей варваров-ху». В описаниях и на картинах ее обычный атрибут – струнный музыкальный инструмент пипа. Ей посвящали стихи крупнейшие поэты Китая, этот сюжет лег в основу различных произведений искусства и до сих пор является символом добрососедских отношений Китая с национальными меньшинствами.
Варварский песок (ху ша胡沙) – буквально «пески варваров-ху», т. е. пустынные земли на севере и западе, где обитали кочевники-ху, в том числе сюнну.
Красотка (э-мэй 蛾眉) — буквально «брови [дугой, как усики] бабочки [шелкопряда]», т. е. традиционный эпитет красавицы.
 
3
Пятый год Чжэнь-юань (789 г.)
 
病中作
年十八
久爲勞生事
不學攝生道
年少已多病
此身豈堪老
 
НАПИСАНО ВО ВРЕМЯ БОЛЕЗНИ
В возрасте 18 лет
 
Жить для труда привык я с ранних лет,
А жизнь беречь уменья вовсе нет.
 
Но если юность хворями полна,
То разве старость телу не страшна?!
 
У Бо Цзюй-и два четверостишия с таким названием, но второе (см. ниже № 23) содержит по семь, а не пять, как данное, иероглифов в строке.
Жить для труда (вэй лао шэн爲勞生) – аллюзия на дважды приведённое в «Чжуан-цзы» (莊子, гл. 6) высказывание о единстве жизни и смерти с фразой о мироздании, которое «наделяет меня трудом для жизни» (лао во и шэн 勞我以生)[77].
Жизнь беречь (шэ шэн дао攝生道) – буквально «Путь-дао сбережения жизни», аллюзия на афоризм о единстве жизни и смерти из «Канона Пути-дао и благодати-дэ» («Дао-дэ цзин», чжан 50), в котором сказано о преодолевающем смерть умении «беречь жизнь» (шэ шэн 攝生)[78].
 
 
4
Семнадцатый год Чжэнь-юань (801 г.)
 
花下自勸酒
酒盞酌來須滿滿
花枝看即落紛紛
莫言三十是年少
百歲三分已一分
 
ПОД ЦВЕТАМИ САМ СЕБЯ ПОТЧУЮ ВИНОМ
 
Усы промокли в чарке от вина,
С ветвей цветущих, глянь, слетает цвет,
 
Не говори, что тридцать – мало лет,
То целого столетья треть одна!
 
5
Двадцатый год Чжэнь-юань (804 г.), Минчжоу
 
除夜宿洺州
家寄關西住
身爲河北遊
蕭條歲除夜
旅泊在洺州
 
В КАНУН НОВОГО ГОДА НОЧУЮ В МИНЧЖОУ
 
На западе днесь – в Гуаньси – вся семья,
В Хэбэе – на севере – странствую я.
 
Один новогоднюю ночью с тоской
Причалил в Минчжоу, прибыв на постой.
 
Гуаньси 關西 – буквально «запад от заставы», т. е. территория к западу от пограничной заставы Ханьгу-гуань函谷關, включающая земли современных провинций Шэньси陕西и Ганьсу 甘肃 (см. ниже № 16). Неизбежная ассоциация запада с загробным миром здесь усиливается связью с заставой Ханьгу, через которую ушёл в инобытие Лао-цзы, а также переходной ситуацией кануна Нового года.
Минчжоу 洺州 – административная территория, получившая это название в эпоху Северной Чжоу 北周 (557–581), затем переименованная в эпоху Суй 隋 (581–618) и вновь получившая это название в первый год правления под девизом Цянь-юань 乾元 (758–760) танского императора Су-цзуна 肅宗 (711–762, правил в 756–762), расположена в нынешней провинции Хэбэй 河北, сейчас включает два городских округа – Ханьдань 邯郸 и Синтай 邢台.
 
6
Двадцатый год Чжэнь-юань (804 г.), Ханьдань
 
邯鄲冬至夜思家
邯鄲驛裏逢冬至
抱膝燈前影伴身
想得家中夜深坐
還應說著遠行人
 
В НОЧЬ ЗИМНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ
ТОСКУЮ ПО ДОМУ В ХАНЬДАНЕ
 
В яму ханьданьском повстречал я сей солнцеворот,
Тень-компаньонка у огня к моим коленям льнёт,
 
А я мечтаю о семье, где ночью напролёт,
Вернувшись, буду говорить о том, что в даль ведёт.
 
Ханьдань 邯郸 – сейчас городской округ в провинции Хэбэй.
Ханьданьский ям (Ханьдань и) 邯鄲驛 – почтовая станция.
Солнцеворот (дун-чжи 冬至) – зимнее солнцестояние (период с 21 по 23 декабря).
 
7
Двадцатый год Чэнь-юань (804 г.), Ханьдань
 
冬至夜懷湘靈
艷質無由見
寒衾不可親
何堪最長夜
俱作獨眠人
 
В НОЧЬ ЗИМНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ
ГРЕЖУ О СЯН-ЛИН
 
С невиданной красой твоей
Сравнится ль зимний плед?
 
Но самой долгой из ночей
Тебя со мною нет!
 
Сян-лин 湘靈 – девушка из деревни Фули符离 (ныне городской округ Сучжоу宿州 провинции Аньхой), с которой в 798 г. у Бо Цзюй-и была любовная связь [79], нашедшая отражение и в его знаменитой поэме «Песнь о бесконечной тоске» / «Вечная печаль» («Чан-хэнь гэ» 长恨歌)[80].
Самая долгая ночь (цзуй чан е 最長夜) – зимнее солнцестояние дун-чжи冬至 также называлось чан-чжи 长至, т. е. буквально «долгое [солнце]стояние».
 
8
Первый год Юнь-чжэнь (805 г.), Чанъань
 
三月三十日題慈恩寺
慈恩春色今朝盡
盡日徘徊倚寺門
惆悵春歸留不得
紫藤花下漸黃昏
 
НАПИСАНО В ТРИДЦАТЫЙ ДЕНЬ ТРЕТЬЕЙ ЛУНЫ
В БУДДИЙСКОМ ХРАМЕ
СОСТРАДАНИЯ И МИЛОСЕРДИЯ
 
Сегодня у храма исчерпаны чары весны,
Бесцельно брожу у ворот в день последний луны,
 
Жалея, что не удержать уж весенние дни…
На желтом закате глициний кружатся цветы.
 
Буддийский храм Сострадания и милосердия (Цы-энь сы 慈恩寺) – буддийский храм Великого сострадания и милосердия (Да-цы-энь сы 大慈恩寺) располагался в г. Чанъань (сейчас в районе Яньта 雁塔на юге г. Сиань провинции Шэньси), являлся одним из четырех крупнейших центров перевода буддийской литературы в Чанъани эпохи Тан и местом возникновения китайской йогачары – школы фа-сян法相 («проявлений дхармы», дхарма-лакшана), или вэй-ши唯識 («только-сознания», виджняна-матра).
Чары весны (чунь-сэ 春色) – буквально «весенний цвет», что означает не только «весенний пейзаж, весенние краски, весенний колорит», но и «плотские наслаждения, эротику».
 
9
Первый год Юань-хэ (806 г.), Чжоучжи
 
遊仙遊山
闇將心地出人間
五六年來人怪閑
自嫌戀著未全盡
猶愛雲泉多在山
 
СТРАНСТВУЮ
ПО ГОРЕ СТРАНСТВИЙ НЕБОЖИТЕЛЕЙ
 
Помутнения сердца приходят с людьми на миру.
За пять лет или шесть люди впали в нездешний покой.
 
Я ж досадную страсть к сочиненью изжить не могу,
Как влеченье к ручьям, порождаемым этой горой.
 
В 806 г. Бо Цзюй-и после успешной сдачи государственных экзаменов был назначен приставом (вэй 尉) в уезд Чжоучжи 盩庢 к западу от Чанъани (ныне уезд Чжоучжи 周至на городской территории Сиани).
Гора Странствий небожителей (Сяньюшань 仙遊山) расположена в уезде Чжоучжи, где также находился храм Странствий небожителей (Сянь-ю сы 仙遊寺).
 
 
10
После первого года Юань-хэ (806 г.);
возможно, второй год Юань-хэ (807 г.)
 
感故張僕射諸妓
黃金不惜買蛾眉            
揀得如花三四枝
歌舞教成心力盡
一朝身去不相隨
 
ЧУВСТВА ОТ ПЕВИЧЕК
ПОКОЙНОГО ВЕЛЬМОЖИ ЧЖАНА
 
Не жалел за красоток и злато отдать,
Выбрал трёх-четырёх, чьё лицо как цветок.
 
От души обучал их и петь, и плясать,
Но уйти вслед за ним разве кто-либо смог?
 
Вельможа Чжан (Чжан пу-е/шэ 張僕射) – крупный сановник Чжан Инь張愔, посмертно получивший труднопереводимое звание второго («правого» 右ю) руководителя (僕射пу-е/шэ, буквально: «ассистент в стрельбе»)[81] правительствующего надзора (尚書шан-шу). В комментарии Чжу Цзинь-чэна 朱金城 (1921–2011), воспроизведённом Се Сы-вэем 謝思煒 (1954 г. р.), указано, что он скончался в 12 луне первого года Юань-хэ.[82]
Красотки (э-мэй 蛾眉)– буквально «брови [дугой, как усики] бабочки [шелкопряда]».
 
11–12
Второй год Юань-хэ (807 г.), Чанъань
 
小曲新詞二首
一
霽色鮮宮殿
秋聲脆管絃
聖明千歲樂
歲歲似今年
二
紅裾明月夜
碧簟早秋時
好向昭陽宿
天凉玉漏遲
 
ДВЕ ПЕСЕНКИ С НОВЫМИ СЛОВАМИ
 
I
Свежестью пышет лазурь у имперских палат,
Звуками осени флейты и струны звенят.
 
Мудрый правитель, пусть тысяча радостных лет,
Как этот год, друг за другом приходят вослед!
 
II
Алые юбки под полной луною снуют,
Раннею осенью зелень циновок свежа.
 
Радостен женских покоев зовущий приют,
Воздух студён, и клепсидра течёт не спеша.
 
Женские покои (Чжао-ян 昭陽) – название дворца, построенного ханьским императором У-ди 武帝 (156–87 до н. э., правил со 141 до н. э.), которое в литературе стало обозначением жилища императорских жён и наложниц.
 
13
Третий год Юань-хэ (808 г.), Чанъань
 
題李十一東亭
相思夕上松臺立
蛬思蟬聲滿耳秋
惆悵東亭風月好
主人今夜在鄜州
 
НАПИСАНО ДЛЯ ВОСТОЧНОЙ БЕСЕДКИ
ЛИ ОДИННАДЦАТОГО
 
Вечереет, стою у могилы, а в мыслях – с тобой,
Треск сверчков и цикад наполняет осенней тоской.
 
Жаль, Восточной беседке под ветром и ясной луной
Предпочёл этой ночью хозяин в Фучжоу постой.
 
Ли Одиннадцатый, Ли Ши-и 李十一 — Ли Цзянь 李建 (764–821) по прозванию Шао-чжи 杓直, родовитый сановник и учёный, имевший степень цзинь-ши и состоявший в императорской академии Хань-линь (Лес кистей 翰林), его биография изложена в цзюане 150 «Цзю Тан шу» 舊唐書 («Старая книга [об эпохе] Тан», опубликована в 1000–1002 гг.), где годом смерти ошибочно указан 822 г[83].
Могила (сун-тай松臺)— буквально «сосновый помост».
Фучжоу 鄜州— ныне уезд Фусянь 鄜县в провинции Шэньси.
 
14
Между вторым и пятым годами Юань-хэ (807 – 810),
Чанъань
 
殘春曲
禁中口號
禁苑殘鶯三四聲
景遲風慢暮春情
日西無事牆陰下
閑踏宮花獨自行
 
ПЕСНЯ ПОЗДНЕЙ ВЕСНЫ
Экспромт в заповедном покое дворца
 
Краток иволги свист в заповедном саду на исходе весны,
Блики медленны, ветер ленив, чувства поздней весною полны,
 
Безмятежно закатное солнце, опускается тень по стене,
Без забот одиноко бреду, и цветок золотится на мне.
 
Цветок золотится (宮花 гун-хуа) – буквально «дворцовый цветок», означающий золотой цветок, предназначенный на шапку первым трём цзинь-ши с лучшими результатами на столичных экзаменах. В четвёртую луну первого года правления под девизом Юань-хэ (22.04–21.05.806) император Сянь-цзун 宪宗 (правил в 806–820) назначил проведение дворцового экзамена для талантов, способных сочетать глубокие знания с их практическим применением. Бо Цзюй-и с блеском выдержал этот экзамен.
 
15
Пятый год Юань-хэ (810 г.), Чанъань
 
詠懷
歲去年來塵土中
眼看變作白頭翁
如何辦得歸山計
兩頃村田一畝宮
 
ЛИРИЧЕСКОЕ
 
Годы проходят, а я прозябаю в пыли,
Скоро и старость меня сединой убелит.
 
Если б, вернувшись к горам, поселиться вдали,
Был бы дворец на клочке деревенской земли.  
 
У Бо Цзюй-и девять стихотворений с таким названием, но только это написано в жанре цзюэ-цзюй.
В пятом году правления под девизом Юань-хэ (810 г.) император, обратив внимание на низкий ранг и маленькое жалованье Бо Цзюй-и, в ответ на его петицию о том, что его семья бедна и ему нужно заботиться о престарелой матери, пожаловал ему должность соучастника по делам подворного отдела (ху-цао цань-цзюнь-ши 户曹參軍事) основного 7-го высшего ранга при администрации Княжеского двора (ван-фу-гуань 王府官)[84] в Чанъани.
    Дворец на клочке деревенской земли (兩頃村田一畝宮 лян-цин цунь-тянь и-му-гун) – буквально: «деревенское (пахотное) поле [площадью в] пару цинов и дворец [на участке в] один му». Представленный здесь образ скромного жилища восходит к высказыванию из главы «Поведение учёного-конфуцианца» (儒行 «Жу син») конфуцианского канона «Записки о благопристойности» (禮記 «Ли цзи»): «Учёный-конфуцианец имеет дворец на одном му» (儒有一畝之宫 жу ю и му чжи гун).
 
16
Пятый год Юань-хэ (810 г.)
 
出關路
山川函谷路
塵土遊子顔
蕭條去國意
秋風生故關
 
ДОРОГА ЗА РУБЕЖНУЮ ЗАСТАВУ
 
Горы и реки – дорога к рубежной заставе,
Путник в пыли к перевалу Ханьгу добредёт.
 
Мысль – в запустении землю родную оставить –
Ветром осенним витает у древних ворот.
 
Застава Ханьгу (Ханьгу-гуань函谷關) – пограничная застава в одноимённой горной долине, которая, находясь на территории прежнего уезда Таолинь 桃林 (на западе современного городского уезда Линбао 灵宝 городского округа Саньмэнься 三门峡 провинции Хэнань 河南), в периоды Чунь-цю 春秋 (Весен и осеней) и Чжань-го 戰國 (Сражающихся царств) (770–221 до н. э.) представляла собой восточные ворота государства Цинь 秦, а позднее стала символом китайского пограничья.
Ветер осенний (цю-фэн 秋風) – бином, имеющий также значение «нужда, бедность», вместе с «запустением» (сяо-тяо 蕭條) из предыдущего стиха указывает на причину, приведшую к этой пограничной в прямом и переносном смысле ситуации.
 
17
Девятый год Юань-хэ (814 г.), Сягуй
贈內
漠漠闇苔新雨地
微微凉露欲秋天
莫對月明思往事
損君顔色減君年
 
ПРЕПОДНОШУ ВО ВНУТРЕННИЕ ПОКОИ
 
Под первым дождём вся земля потемнела во мхах
И осени ждёт, слегка хладной припудрясь росой.
 
Пред ясной луной не грусти о минувших делах,
Года сокращая свои со своей красотой.
 
Бо Цзюй-и создал два стихотворения с таким названием; второе, более длинное, написано в Чанъани в 808 г.
В четвёртую луну шестого года Юань-хэ(811 г.) у Бо Цзюй-и умерла мать, которая упала в колодец и утонула, по одной версии, любуясь цветами, по другой — при эпилептическом припадке. Для соблюдения трехлетнего траура он вернулся из Чанъани в родовое гнездо, расположенное в поселении Сягуй 下邽 к востоку от столицы на расстоянии около 55 км (ныне городской округ Вэйнань 渭南 в провинции Шэньси). Сягуй – древнее историческое место, известное с VII в. до н. э. как принадлежавшее царству Цинь, находилось в округе Тунчжоу 同州 у реки Вэйхэ 渭河, притока Хуанхэ, недалеко от её излучины.
 
18
Девятый год Юань-хэ (814 г.), Сягуй
 
夜坐
庭前盡日立到夜
燈下有時坐徹明
此情不語何人會
時復長吁一兩聲
 
НОЧНЫЕ БДЕНИЯ
 
Все дни в саду стою до самой ночи,
И пред свечой сижу порою до утра,
 
Но чувств своих мне высказать нет мочи –
Одни стенания выходят из нутра.
 
У Бо Цзюй-и два стихотворения с таким названием, второе написано в этом же году и месте, но не в жанре цзюэ-цзюй.
 
19
Девятый год Юань-хэ (814 г.), Сягуй
 
開元九詩書卷
紅牋白紙兩三束
半是君詩半是書
經年不展緣身病
今日開看生蠹魚
 
ОТКРЫВАЮ СВИТКИ СО СТИХАМИ И КАЛЛИГРАФИЕЙ ЮАНЯ ДЕВЯТОГО
 
Под алой обёрткой на белой бумаге
                                           лежат два-три свитка твоих,
Одна половина покрыта стихами,
                                           другая – прекрасным письмом.
 
В течение года, страдая болезнью,
                                           совсем не развёртывал их,
А нынче открыл и увидел картину –
                                           изъедены книжным червём.
 
Юань Девятый (Юань Цзю 元九) — Юань Чжэнь 元稹 (779–831) по прозванию Вэй-чжи 微之, потомок сяньбийцев-тоба, правивших государством Северное Вэй (386–534); знаменитый поэт и литератор, учёный (цзинь-ши, 793 г.) и чиновник, занимавший разные административные должности вплоть до канцлера (цзай-сян 宰相, 822 г.); близкий друг и соавтор Бо Цзюй-и, составивший собрание его стихов[85].
 
 
20
Девятый год Юань-хэ (814 г.), Сягуй
 
有感
絶絃與斷絲
猶有却續時
唯有衷腸斷
無應續得期
 
ИМЕТЬ ЧУВСТВО
 
Когда порвёшь струну иль нить,
Возможность есть соединить.
 
Но если есть разрыв в душе,
Не устранишь его уже.
 
21
Девятый год Юань-хэ (814 г.), Сягуй
 
友人夜訪
簷間清風簟
松下明月杯
幽意正如此
况乃故人來
 
НОЧНОЙ ВИЗИТ ДРУГА
 
От стрехи на циновку сквозит ветерком,
Под сосной ясный месяц в стакане висит.
 
Чего больше желать в положенье таком,
Старый друг мне внезапно наносит визит!
 
 
22
Девятый год Юань-хэ (814 г.), Сягуй
 
暮立
黃昏獨立佛堂前
滿地槐花滿樹蟬
大抵四時心總苦
就中腸斷是秋天
 
СТОЮ НА ЗАКАТЕ
 
Один на закате стою у буддийской молельни,
Софоры цветут, и полно на деревьях цикад.
 
Однако весь год ежечасно в душе словно яд,
Внутри ощущаю разрыв, и любой день – осенний.
 
Софора (хуай 槐) – софора японская (Sophora japonica L.)
 
23
Девятый год Юань-хэ (814 г.), Сягуй
 
病中作
病來城裏諸親故
厚薄親疎心總知
唯有蔚章於我分
深於同在翰林時
 
НАПИСАНО ВО ВРЕМЯ БОЛЕЗНИ
 
Болею, в городе – друзья, родня,
Вся широта их познана уж мной,
 
Но лишь Юй-чжан порадовал меня
Сожительства в Хань-лине глубиной.
 
Юй-чжан蔚/尉章 – прозвание Цянь Хуя 錢徽 (755–829), уроженца Усина吳興 (ныне городской округ Хучжоу 湖州) провинции Чжэцзян и сына знаменитого поэта Цянь Ци 錢起 (710–782); высокопоставленного сановника и учёного (цзинь-ши, 785 г.), обладавшего руководящей должностью в академии Ханьлинь.
Еще одно четверостишие по пять иероглифов в строке с таким же названием было написано в 789 г. (см. выше № 3).
 
24
Десятый год Юань-хэ (815 г.), Чанъань
 
寄生衣與微之因題封上
淺色縠衫輕似霧
紡花紗袴薄於雲
莫嫌輕薄但知著
猶恐通州熱殺君
 
НАДПИСЬ НА ПИСЬМЕ О ПРИЧИНЕ ПОСЫЛКИ ЛЕТНЕЙ ОДЕЖДЫ ВЭЙ-ЧЖИ
 
Словно туман этой светлой рубашки шелка,
Хлопковых брюк полотно тоньше, чем облака,
 
Не обессудь, что одежда легка и тонка, –
Лишь бы от жара в Тунчжоу ты не погибал!
 
Вэй-чжи 微之– Юань Чжэнь, который в третьей луне 815 г. получил с понижением должность ведающего важными делами (сы-ма 司馬)[86] в Тунчжоу, где заболел малярией и чуть не умер. Аналогичным образом в это время Бо Цзюй-и сам был понижен и отправлен на такую же должность в округ Цзянчжоу 江州 (ныне входит в городской округ Цзюцзян 九江 провинции Цзянси) (ср. № 25). Тогда с удалённым на несколько тысяч ли другом он вёл регулярную переписку, отражённую в «Девяти письмах к Юаню» (Юй Юань цзю шу 與元九書)[87].
Летняя одежда (шэн-и 生衣) – буквально: «жизненная одежда», что в данном случае прямо ассоциируется с болезнью адресата.
Тунчжоу 通州 – ныне городской округ Дачжоу 达州 в провинции Сычуань 四川.
Жар (жэ 熱) – как природная жара, так и повышенная температура тела, лихорадка.
 
25
Десятый год Юань-хэ (815 г.), Чанъань
 
罷藥
自學坐禪休服藥
從他時復病沈沈
此身不要全强健
强健多生人我心
 
ДОЛОЙ СНАДОБЬЯ!
 
Сам лечусь в медитации сидя без всяких микстур, 
И повторные приступы стали намного слабей.
 
Тела полное здравие – это уже чересчур,
Сердца здравие в перерожденьях намного важней!
 
В этот год из-за придворных интриг указом императора Сянь-цзуна 宪宗 (правил в 806–820) Бо Цзюй-и был отлучён от двора, выслан из столицы в округ Цзянчжоу на более низкую должность ведающего важными делами (сы-ма), сопровождающего 4-го низшего ранга (ср. № 24).
В данном четверостишии посредством буддийской лексики: «сидячая медитация» (цзо-чань 坐禪), «перерождение» (до-шэн 多生) и «сердце с индивидуальным я» (жэнь-во синь 人我心) выражена идея приоритета духовного здоровья перед телесным, поддерживаемым «приёмом снадобий/микстур/лекарств» (фу-яо 服藥), который может означать употребление даосских киноварных пилюль, т. е. эликсира бессмертия. Однако поэтическая тонкость тут состоит в парадоксально большей близости к даосизму, нежели к буддизму, поскольку утверждается важность «здоровья» (цян-цзянь 强健, буквально: «сила и крепость»), являющегося даосской витальной ценностью, и «индивидуального я», считающегося в буддизме ложным представлением.
 
26
Десятый год Юань-хэ (815 г.), по пути из Чанъани в Цзяннань
 
藍橋驛見元九詩
詩中云：江陵歸時逢春雪
藍橋春雪君歸日
秦嶺秋風我去時
每到驛亭先下馬
循牆遶柱覓君詩
 
У ЯМА ГОЛУБОГО МОСТА
ВИЖУ СТИХИ ЮАНЯ ДЕВЯТОГО
Стих гласит:
«По возвращении в Цзянлин встречал весенний снег»
 
Весенний снежок на Лань-цяо –
                                 тебе возвращаться пора,
А мне отъезжать – и осенний
                                 шлёт ветер Циньлина гора.
 
Я к яму когда прибываю,
                                  спускаться с коня не спешу,
И стены вокруг объезжаю –
                                 стихи твои жадно ищу.
 
Ям Голубого моста /Лань-цяо (Лань-цяо-и 藍橋驛) – почтовая станция на юго-востоке уезда Ланьтянь 藍田 (буквально: Голубое поле) близ Чанъани (ныне Сианя) у сейчас уже не существующего Голубого моста(Лань-цяо 藍橋), ставшего в китайской литературе с эпохи Тан образом места встречи влюблённых.
Цзянлин 江陵 – ныне одноимённый уезд, входящий в городской округ Цзинчжоу 荆州провинции Хубэй.
Циньлин 秦嶺 – горный хребет в северо-западной части Китая.
 
27
Десятый год Юань-хэ (815 г.), по пути из Чанъани в Цзяннань
 
初貶官過望秦嶺
自此後詩江州路上作
草草辭家憂後事
遲遲去國問前途
望秦嶺上迴頭立
無限秋風吹白鬚
 
НЕДАВНО ПОНИЖЕННЫЙ В ДОЛЖНОСТИ,
В ПУТИ СМОТРЮ НА ЦИНЬЛИН
Это и последующие стихотворения написаны на дороге в Цзянчжоу
 
Впопыхах я покинул свой дом, о грядущем скорбя,
Медлю бросить отчизну, вопросами муча себя.
 
Обернувшись, стою и смотрю на Циньлина красы,
Неприкаянный ветер осенний ерошит седые усы.
 
28
Десятый год Юань-хэ (815 г.), по пути из Чанъани в Цзянчжоу
 
白鷺
人生四十未全衰
我為愁多白髮垂
何故水邊雙白鷺
無愁頭上亦垂絲
 
БЕЛЫЕ ЦАПЛИ
 
В сорок лет еще люди совсем не слабы и не стары,
У меня же от грусти полно седины в волосах!
 
Отчего у воды белых цапель стоящая пара
Не грустит, а затылок – в свисающих белых шелках?
 
Белые цапли (бай-лу白鹭) – малая белая цапля (Egretta garzetta), у самца которой в брачный период на затылке имеется длинный хохол из двух перьев.
 
29
Десятый год Юань-хэ (815 г.), Цзянчжоу
 
江樓聞砧
江州作
江人授衣晚
十月始聞砧
一夕高樓月
萬里故園心
 
В ПРИБРЕЖНОЙ ТАВЕРНЕ
СЛЫШУ КАМЕННЫЕ ВАЛЬКИ
Написано в Цзянчжоу
 
Припозднился с одеждою зимней прибрежный народ – 
Слышу каменный скрежет вальков лишь с десятой луны.
 
Над высокой таверною месяц весь вечер плывёт,
Сердце ж рвётся домчаться до дальней родной стороны.
 
Десятая луна (ши-юэ 十月) – по китайскому календарю первый зимний месяц, а согласно древней традиции готовить одежду к зиме следовало осенью, в предшествующую девятую луну, как об этом сказано в календарном стихотворении «Канона стихов» «Седьмая луна» (七月, «Ши цзин», I, XV, 1, I-II) [88].
 
30
Одиннадцатый год Юань-хэ (816 г.), Цзянчжоу
 
宿東林寺
經窗燈焰短
僧爐火氣深
索落廬山夜
風雪宿東林
 
НОЧЛЕГ
В БУДДИЙСКОМ ХРАМЕ ВОСТОЧНОГО ЛЕСА
 
Чуть заметен в окне огонёк,
Жар в печи у монаха глубок.
 
И в лушаньской ночи вьюжный снег
Пеленой скрыл дунлиньский ночлег.
 
В письме к Юань Чжэню Бо Цзюй-и упоминал об основанном в 377 г. храме Западного леса (Си-линь-сы 西林寺) и основанном в 384 г. храме Восточного леса (Дун-линь-сы 东林寺)[89]. Обоим храмам он посвятил в 816 г. четверостишия со сходными названиями: «Ночлег в буддийском храме Западного леса» («Су Си-линь-сы»宿西林寺) [90] и «Ночлег в буддийском храме Восточного леса» («Су Дун-линь-сы» 宿東林寺).
Буддийский храм Восточного леса (Дун-линь-сы東林寺) – монастырь, расположенный у западного склона горы Лушань 廬山в городском округе Цзюцзян с восточной стороны (отсюда название) и основанный знаменитым монахом Хуй-юанем 慧遠 (334–416), одним из создателей китайского амидаизма в виде школы Чистой земли (цзин-ту-цзун 淨土宗).
 
31
Одиннадцатый год Юань-хэ (816 г.), Цзянчжоу
 
夜雪
已訝衾枕冷
復見窗户明
夜深知雪重
時聞折竹聲
 
НОЧНОЙ СНЕГ
 
Уж понял, что подушка холодна,
А в окнах снова светлая луна.
 
Что поздней ночью выпал снег густой, 
Бамбука треск поведал за стеной.
 
32
Двенадцатый год Юань-хэ (817 г.), Цзянчжоу
 
問劉十九
綠螘新醅酒
紅泥小火爐
晚來天欲雪
能飲一杯無
 
СПРАШИВАЮ ЛЮ ДЕВЯТНАДЦАТОГО
 
Молодое пенится вино,
В маленькой печи красным-красно.
 
Вечереет, скоро снегу быть.
Может, нам по чарочке испить?
 
Лю Девятнадцатый (Лю Ши-цзю 劉十九) – упомянутый в двух стихах Бо Цзюй-и безымянный анахорет из построенного в конце V в. монастыря Сун-ян 嵩陽 под горой Тайши 太室 в уезде Дэнфэн 登封провинции Хэнань.
Пенится вино – молодое нефильтрованное рисовое вино зеленоватого цвета с пеной, напоминающей муравьёв (люй-и 綠螘, буквально: «зелёные муравьи»).
 
33
Тринадцатый год Юань-хэ (818 г.), Цзянчжоу
 
病起
病不出門無限時
今朝强出與誰期
經年不上江樓醉
勞動春風颺酒旗
 
ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
 
Не выходил из дома я,
                                       болея, долгий срок,                                       
Сегодня днём насилу встал,
                                       чтоб выйти за порог.                                
 
Ведь целый год не посещал
                                        прибрежный кабачок,
Весенний ветер, потрудись
                                        и взвей над ним флажок!
 
34
Тринадцатый год Юань-хэ (818 г.), Цзянчжоу
 
聞龜兒詠詩
憐渠已解詠詩章
搖膝支頤學二郎
莫學二郎吟太苦
纔年四十鬢如霜
 
УСЛЫШАЛ,
КАК ГУЙ-ЭР ДЕКЛАМИРУЕТ СТИХИ
 
Жаль, что племянник уже понимает в стихах,
Вслед за отцом подпирает щеку и качает ногой.
 
Не повторяй его слов о тоске и скорбях,
Сорок всего лишь ему, а виски замело сединой!
Гуй-эр 龜兒 – Э-гуй 阿龜, родившийся в 813 г. племянник Бо Цзюй-и[91], сын его младшего брата Бо Син-цзяня 白行簡 (775/6–826) по прозванию Чжи-туй 知退, литератора, учёного (цзинь-ши) и сановника [92].
Отец – в оригинале стоит словосочетание эр-лан 二郎, в данном случае обозначающее «второго из братьев». Поскольку всего было три брата Бо, из которых Син-цзянь являлся третьим, постольку в переводе Реви Элли (R. Alley, 1897–1987) под эр-ланом понимается сам Бо Цзюй-и [93]. Однако Се Сы-вэй в комментарии указал, что стихотворение говорит о Син-цзяне, который назван эр-ланом, возможно, потому, что самый старший брат Бо Ю-вэнь 白幼文, рождённый другой матерью, не являлся единоутробным братом для двух других, составивших двоицу, в которой Син-цзянь считался вторым [94]. Ранее аналогичную точку зрения без сомнений выразил Чжу Цзинь-чэн 朱金城 (1921–2011), добавив в комментарии, что весной этого года Син-цзянь приехал навестить своего брата [95]. Мы также склоняемся к данной версии, ибо в четверостишии сказано о едва наступившем сорокалетии («лишь сорок лет» – цай нянь сы-ши 纔年四十), что подходит для младшего брата Бо, но не для него самого. У Реви Элли это стихотворение не датировано, отчего переводчик мог не придать значения указанному возрасту.
 
35
Тринадцатый год Юань-хэ (818 г.), Цзянчжоу
 
東牆夜合樹去秋爲風雨所摧今年花時悵然有感
碧荑紅縷今何在
風雨飄將去不迴
惆悵去年牆下地
今春唯有薺花開
 
В ПОРУ ЦВЕТЕНИЯ В ЭТОМ ГОДУ ЧУВСТВУЮ ДОСАДУ, ОТТОГО ЧТО ПРОШЛОЙ ОСЕНЬЮ ВЕТЕР И ДОЖДЬ
СЛОМАЛИ ШЁЛКОВУЮ АКАЦИЮ
У ВОСТОЧНОЙ СТЕНЫ
 
Побеги зелёные, пряди пунцовые – где вы теперь?
Закружены ветром, растрепаны ливнем – о, сколько потерь!
 
Грустил в том году, что усыпали землю они у стены,
А этой весной только сумки пастушьей цветочки видны.
 
Шёлковая акация (е-хэ-шу 夜合樹) — альбиция ленкоранская, акация шёлковая (Albizia julibrissin), китайское название которой буквально означает «дерево ночного соития», что в сочетании с эротическим смыслом весны усиливает романтический смысл четверостишия.
Пастушья сумка (цзи 薺) – пастушья сумка обыкновенная (Capsella bursa-pastoris Medic).
 
36
Тринадцатый год Юань-хэ (818 г.), Цзянчжоу
 
醉中對紅葉
臨風杪秋樹
對酒長年人
醉貌如霜葉
雖紅不是春
 
ВО ХМЕЛЮ ПОДОБЕН КРАСНОМУ ЛИСТУ
 
Поздняя осень, в лесу ветра свист,
Старец сидит перед чашей вина.
 
Видом хмельным – как мороженый лист:
Красен, но это, увы, не весна.
 
37–39
Четырнадцатый год Юань-хэ (819 г.), Цзяннань
 
別草堂三絕句
一
正聽山鳥向陽眠
黃紙除書落枕前
爲感君恩須暫起
爐峰不擬别多年
 
二
久眠褐被爲居士
忽掛緋袍作使君
身出草堂心不出
廬山未要動移文
 
三
三間茅舍向山開
一帶山泉繞舍迴
山色泉聲莫惆悵
三年官滿却歸來
 
ТРИ ЧЕТВЕРОСТИШИЯ
О РАССТАВАНИИ СО СКРОМНЫМ ПРИЮТОМ
 
I
Горных птиц я услышал,
                           на юг повернувшись во сне,
Повеленье на жёлтой бумаге
                          лежит у подушки при мне.
 
То монаршая милость
                           велит подниматься скорей,
Я же многие годы
                           готов проживать на горе.
 
 
II
Под одеялом из сермяги
                            я долго спал анахоретом,
И вдруг положено вельможе
                            пунцовый надевать халат.
 
Однако скромную обитель
                            покинуть я совсем не рад,
Да и Луншань не позволяет
                            поторопиться мне с ответом.
 
III
Хижины все три каморки открыты горам,
Лентой обвился вокруг неё горный ручей.
 
Звук ручейка и красоты горы не жалей,
Служба – три года, потом – возвращенья пора!
 
Скромный приют (цао-тан草堂) – буквально: «травяная хижина», метафорически «жилище отшельника» или «кабинет ученого». В 816/817 г. в Пэньчэне 湓城 (Цинпэньшань 清湓山 к западу от городского уезда Жуйчан 瑞昌городского круга Цзюцзян провинции Цзянси) Бо Цзюй-и построил жилище отшельника, или буквально «травяную хижину» (цао-тан), рядом с буддийским храмом Завещанной [Буддой] любви (И-ай-сы 遗爱寺), который находился у пика Сянлу (Сянлу-фэн 香爐峯), входящего в горный массив Лушань 廬山. По описанию самого Бо Цзюй-и в письме к Юань Чжэню, перед жилищем, стены которого обвивала глициния, рос десяток высоких сосен, а рядом он посадил более тысячи бамбуков и из белого камня сделал дорожку к мосту. Со всех четырёх сторон текла вода, рядом ниспадал водопад. Были тут и красные гранаты, и белые лотосы, и лианы, обвивавшие скалистые склоны. В конце 818 – начале 819 г. Бо Цзюй-и был реабилитирован и назначен начальником округа (цы-ши 刺史)[96] Чжунчжоу 忠州 (управлявшейся из уезда Линьцзян 臨江 части современной городской территории Чунцина), вследствие чего покинул свой «скромный приют», расставание с которым воспел в этих трёх четверостишиях.
Повеленье на жёлтой бумаге (хуан-чжи чу-шу 黃紙除书) – указ о назначении на освободившуюся должность, начертанный на бумаге императорского цвета.
Гора – в оригинале «пик Лу» (Лу-фэн 爐峰), то есть сокращённое название пика Сянлу в горном массиве Лушань.
В некоторых вариантах первого четверостишия из-за замены пятого иероглифа бе 别 («покидать») на чжу 住 («проживать») последняя строка имеет противоположный смысл: «не собирался прожить» [97].
 
40
Четырнадцатый год Юань-хэ (819 г.), Чжунчжоу
 
東樓招客夜飲
莫辭數數醉東樓
除醉無因破得愁
唯有綠樽紅燭下
暫時不似在忠州
 
ВОСТОЧНАЯ ТАВЕРНА МАНИТ ГОСТЯ
НА НОЧНУЮ ПОПОЙКУ
 
Не покину Восточной таверны, где часто я пью,
Без вина не под силу избыть мне кручину свою.
 
Лишь с зелёным стаканом при свете багряной свечи
Из Чжунчжоу мечтанье меня ненадолго умчит.
 
Чжунчжоу 忠州 – далёкий от столицы округ, которым в 819 г. управлял Бо Цзюй-и.
 
41
Четырнадцатый год Юань-хэ (819 г.), Чжунчжоу
 
東樓醉
天涯深峽無人地
歲暮窮陰欲夜天
不向東樓時一醉
如何擬過二三年
 
ХМЕЛЬ ВОСТОЧНОЙ ТАВЕРНЫ
 
На горизонте мрак теснин, и нет там ни души,
С зимою на исходе год, и день к концу спешит.
 
И если выпить не ходить в Восточную таверну,
То два-три года здесь прожить я не смогу, наверно.
 
42–45
Четырнадцатый год Юань-хэ (819 г.), Чжунчжоу
 
竹枝詞
一
瞿唐峽口水煙低
白帝城頭月向西
唱到竹枝聲咽處
寒猿闇鳥一時啼
 
二
竹枝苦怨怨何人
夜靜山空歇又聞
蠻兒巴女齊聲唱
愁殺江樓病使君
 
三
巴東船舫上巴西
波面風生雨脚齊
水蓼冷花紅簇簇
江蘺濕葉碧淒淒
 
四
江畔誰人唱竹枝
前聲斷咽後聲遲
怪來調苦緣詞苦
多是通州司馬詩
 
ПЕСНЯ «ПОБЕГИ БАМБУКА»
 
I
Речной опустился туман
                                на устье ущелья Цюйтан,
Над стенами града Бай-ди
                                на запад уходит луна.
 
И песня  «Побеги бамбука»,
                                слышна, а потом не слышна
Под крики проснувшихся птах
                                 и мёрзлых больших обезьян.
 
II
Чьё пенье «Побеги бамбука»
                                        звучаньем похоже на стон?
В полночие в горном безлюдьи
                                        замолкнет и слышится вновь?
 
То местного парня с подругой
                                        дикарский напев в унисон
Вельможе в таверне прибрежной
                                        тоскою испортил всю кровь.
 
III
Против течения чёлн
                            с востока на запад скользит,
Он сражается с ветром,
                            что волны сплетает с дождём
 
Перец озябнувшим цветом
                             в багрянец одел всё кругом,    
И грацилярий листва,
                              намокнув, блестит как нефрит.
 
 
IV
Чьи на речном берегу о «побегах бамбука»
Звуки надрывны сперва, а позднее – тихи?
 
Чтобы слова и мотив – как единая мука!
Лишь воевода Тунчжоу так пишет стихи.
 
I
«Побеги бамбука» – сычуаньская народная песня, вдохновившая многих известных поэтов эпохи Тан.
Ущелье Цюйтан (Цюйтан-ся 瞿唐峽) – одно из знаменитых трех ущелий на реке Янцзы (два других: У 巫 и Силин 西陵) близ современного г. Чунцина. После того как в конце 818 – начале 819 г. Бо Цзюй-и был реабилитирован и назначен начальником округа Чжунчжоу (ныне на территории Чунцина), он пропутешествовал из г. Сюньяна 浔阳 (ныне в провинции Цзянси) вверх по Янцзы через ущелья.
Град Бай-ди (Бай-ди-чэн白帝城) – буквально «город Белого первопредка» (Белый первопредок – мифический император Запада), замок и храмовый комплекс на горе Байди на северном побережье реки Янцзы к востоку от современного Чунцина, где начинаются три ущелья. Он является воспетым поэтами историческим местом, связным с войнами первых веков н. э., здесь, в частности, умер знаменитый полководец эпохи Троецарствия и герой одноимённого романа Лю Бэй (劉備, 162–223).
 
II
В некоторых вариантах второго четверостишия вместо «горного безлюдья»  (шань кун 山空) стоит «горный холод» (шань хань 山寒), а вместо «башни прибрежной» (цзян лоу 江楼) –  Цзяннань江南.[98] 
С востока на запад – в оригинале сказано о движении вверх от области Бадун 巴東 (буквально: Восток Ба) к области Баси巴西 (буквально: Запад Ба), т. е. по территории уездов Фэнцзе 奉节и Ланчжун阆中 в провинции Сычуань, где располагалось древнее царство Ба.
 
III
Перец (шуй-ляо 水蓼) – горец перечный, или водяной перец (лат. Persicária hydropíper), вид травянистых растений рода персикария семейства гречишные.
Грацилярия (цзян-ли 江蓠) – грацилярия конферовидная (Gracilaría conferoides Grev.), красная водоросль.
Воевода Тунчжоу (Тунчжоу сы-ма 通州司马) – ведающий важными делами в Тунчжоу с 815 г. Юань Чжэнь. Поскольку «о функциях должностных лиц, занимавших должность сы-ма…, к сожалению, ничего не говорится. Эти функции разъяснены лишь применительно к штатам экспедиционных армий и посланцев, где они имели явный военный оттенок» [99], и поскольку они «могли в случаях каких-то локальных, малозначительных либо протекающих одновременно с основными второстепенных конфликтов брать на себя непосредственное оперативное командование войсками»[100], мы здесь и ниже для перевода названия должности сы-ма воспользовались термином «воевода».
 
46
Четырнадцатый год Юань-хэ (819 г.), Чжунчжоу (?)
 
白槿花
秋蕣晚英無艷色
何因栽種在人家
使君只別羅敷面
爭解迴頭愛白花
 
БЕЛЫЕ ЦВЕТЫ ГИБИСКУСА
 
Поздних осенних гибискусов бледны цветы,
Так почему ж их сажают-разводят в домах?
 
Властный вельможа, Ло-фу разглядевший черты,
Резко отвергнут, но в белых он смыслил цветах!
 
Цветы гибискуса (цзинь-хуа 槿花) символизируют непостоянство, эфемерность и скоротечность, так как, распустившись утром, осыпаются вечером того же дня.
Ло-фу 羅敷 – имя красавицы из рода Цинь 秦, верной жены, героини самой знаменитой древней баллады из собрания фольклорных юэ-фу (樂府 «музыкальной палаты») эпохи Хань, а возможно, и конца эпохи Чжоу (XI—III вв. до н. э.) «Мо шан сан» 陌上桑 — «Туты на меже/дороге» (другие названия: «Ло-фу син» — «Песня о Ло-фу»; «Жи чу дун нань юй син» — «Солнце встает над юго-восточной межой», по 1-й строке текста) [101], отвергшей предложение вельможи стать его наложницей и расхвалившей ему своего мужа – благородного чиновника. «В китайской литературной традиции утвердилась точка зрения (разделяется и многими современными учеными), что это произведение восходит к преданию, бытовавшему среди ши­роких слоев населения северных районов Китая, входивших в V–III вв. до н. э. во владение древнего царства Чжао. Как говорится в предисловии Го Мао-цяня (1050?—1126) к поэме, в этом предании рассказывалось о семействе Цинь и их красавице-дочери Ло-фу, которая отвергла ухаживания самого правителя Чжао (Чжао-вана). Согласно Го Мао-цяню, “Мо шан сан” была создана самой Ло-фу, чтобы выразить свое отношение к поступку правителя». [102]
Властный вельможа (ши-цзюнь 使君) – согласно поэме «Туты на меже», залётный ухажёр Ло-фу, которого Б. Б. Вахтин (Панов, 1930–1981) назвал «гонцом проезжим», а Го Мао-цянь 郭茂倩идентифицировал с правителем Чжао-ваном. Очевидно, что под этим обозначением подразумевается и сам Бо Цзюй-и, который, будучи начальником округа, так себя прямо именовал в других стихах (см., например, выше № 38, 43).
 
47
Пятнадцатый год Юань-хэ (820 г.), Чжунчжоу
 
代州民問
龍昌寺底開山路
巴子臺前種柳林
官職家鄉都忘却
誰人會得使君心
 
ОТ ЛИЦА НАРОДА ОКРУГА СПРОШУ
 
К Лунчанскому храму построил дорогу в горах
И высадил густо пред башней Ба-вана ивняк.
 
Но службу забыл и забыл о семейных делах.
Правителя сердце кто может постигнуть и как?
 
Дайчжоу 代州 – округ на территории современного городского округа Синьчжоу 忻州 провинции Шаньси 山西.
Лунчанский храм (Лун-чан-сы 龍昌寺) – буддийский храм Лун-чан (храм Драконьего процветания или Гармонии и процветания) находился в уезде Линьцзян 臨江 и был переименован в храм Порядка и равновесия (Чжи-пин-сы 治平寺).
Башня Ба-вана (Ба-цзы-тай 巴子臺) – заброшенный храм Ба-вана 巴王 (царя государства Ба, или Ба-цзы), находился на востоке округа Чжунчжоу в уезде Линьцзян, на территории современного уезда Чжунсянь 忠县, с 1997 г. входящего в юрисдикцию города центрального подчинения Чунцина.
Правитель (ши-цзюнь 使君) – сам Бо Цзюй-и, описавший свою благую деятельность на подведомственной територии.
 
48
Пятнатцатый год Юань-хэ (820 г.), Чжунчжоу
 
別橋上竹
穿橋迸竹不依行
恐礙行人被損傷
我去自慚遺愛少
不教君得似甘棠
 
РАССТАЮСЬ С БАМБУКОМ НА МОСТУ
 
Буйный бамбук не дает проходить по мосту –
Знать, не уйти пешеходу от ссадин и ран.
 
Стыдно, что я без признанья потомков уйду,
Не передав никому сладкой груши гань-тан.
 
Сладкая груша гань-тан甘棠 — груша берёзолистная (Pyrus betulaefolia Bge.) с плодами до 1 см и коричневой кожицей, воспета в озаглавленной её именем песне «Канона стихов» (I, II, 5)[103] как пышное дерево, под которым отдыхал один из создателей государства Чжоу (XI в. до н. э.) Шао-гун 召公. Видимо, это происходило потому, что в древности оно высаживалось перед алтарём шэ 社, служившим также местом судебных разбирательств. В «Исторических записках» («Ши цзи» 史記) Сы-ма Цяня 司馬遷 (ок. 145/135 – ок. 86 до н.э.) сказано: «Шао-гун объезжал свои владения и города; у него было грушевое дерево, и под ним он выслушивал тяжбы и вел дела управления; все, начиная с князей хоу и бо и кончая простолюдинами шужэнь, знали свое место, и не было таких, кто бы пренебрегал своими обязанностями. После смерти Шао-гуна народ вспоминал о его управлении, берег это грушевое дерево, и [никто] не смел его срубить; все это было воспето в песнях, и составлен “Стих о грушевом дереве”»[104].  Таким образом, вероятно в связи с оставлением поста, Бо Цзюй-и сетовал, что в совершении добрых дел не сумел уподобиться Шао-гуну, который их творил под сладкой грушей гань-тан.
 
49
Пятнадцатый год Юань-хэ (820 г.),
по пути из Чжунчжоу в Чанъань
 
商山路驛桐樹昔與微之前後題名處
與君前後多遷謫
五度經過此路隅
笑問中庭老桐樹
這回歸去免來無
 
НА ТУНГОВОМ ДЕРЕВЕ
 У ЯМА НА ШАНШАНЬСКОМ ТРАКТЕ
МЫ С ВЭЙ-ЧЖИ КОГДА-ТО НАПИСАЛИ СВОИ ИМЕНА
С тобой мы многократно шли в изгнанье,
Я этим трактом проходил пять раз
 
И старый тунг во дворике, смеясь,
Спросил: сейчас последнее свиданье?
 
Тунговое дерево, тунг (тун-шу 桐樹) – листопадное дерево высотой 15–40 м с широко распростёртой раскидистой кроной (лат. Aleurítes).
Шаншаньский тракт (Шаншань-лу 商山路) назван по имени горы Шаншань в провинции Шэньси.
 
50
Первый год Чан-цин (821 г.), Чанъань
 
自問
黑花滿眼絲滿頭
早衰因病病因愁
宦途氣味已諳盡
五十不休何日休
 
СПРАШИВАЮ СЕБЯ
 
Чёрные мушки в глазах
                                    и седина в волосах,
Рано в недуге стал стар –
                                    скорбь навлекла тот недуг.
 
Я до конца получил
                                   опыт в служебных делах,
Мне уж полвека, нет сил, –
                                   где ж долгожданный досуг?
 
Это четверостишие интересно повторением иероглифов в трех строчках, что редко бывает в цзюэ-цзюй.
У Бо Цзюй-и три стихотворения с таким названием, два других написаны позднее, в 829 г. и 833 г. (второе из них см. ниже).
 
51
Второй год Чан-цин (822 г.), по пути из Чанъани в Ханчжоу
 
內鄉村路作
日下風高野路凉
緩驅疲馬闇思鄉
渭村秋物應如此
棗赤梨紅稻穗黃
 
НАПИСАНО НА ПРОСЕЛОЧНОЙ ДОРОГЕ В НЭЙСЯНЕ
 
Солнце склонилось, и ветер поднялся,
                                            зябко на тропке глухой,
Конь утомился и еле плетётся,
                                            думы о доме – с тоской.
 
Как и в сельце у Вэйхэ, созревают
                                            осени всюду плоды –      
Финик темнеет и слива краснеет,
                                            риса колосья желты. 
 
В седьмой луне 822 г. Бо Цзюй-и был назначен начальником округа (цы-ши) Ханчжоу 杭州 (ныне в провинции Чжэцзян 浙江), куда он прибыл в десятой луне и где пробыл с 822 по 824 г.
Нэйсян 內鄉 – уезд городского округа Наньян 南阳 провинции Хэнань.
Сельцо у Вэйхэ (Вэй-цунь 渭村) – деревня рода Цзинь 金 села Ицзиньсян 義津鄉 у реки Вэйхэ 渭河 в родном для Бо Цзюй-и поселении Сягуй.
Финик (цзао 棗) – китайский финик, жужуб, зизифус настоящий (Zizyphus jujuba).
 
52
Второй год Чан-цин (822 г.), Ханчжоу
 
不睡
焰短寒缸盡
聲長曉漏遲
年衰自無睡
不是守三尸
 
НЕ СПЛЮ
 
Одинокой свечи
                            измельчал огонёк,
Застывает клепсидра –
                            час рассвета далёк.
 
Я в преклонных летах
                            сам заснуть не могу,
Не от трёх трупных духов
                            себя берегу.
 
Три трупных духа (сань-ши 三尸) – буквально «три трупа», которые, согласно даосизму, с рождения живут в трёх «киноварных полях» (дань-тянь 丹田), то есть энергетических центрах, человека: верхний в голове, средний в области солнечного сплетения и нижний – внизу живота, вредя его психофизическим началам – янским душам хунь 魂, иньским душам по 魄, духам лин 靈 и шэнь 神, вызывая душевные и телесные заболевания, а также расточительность, чревоугодие и похотливость, глупость, жадность и гневливость, поэтому стремящиеся к долголетию или бессмертию должны сначала избавиться от этих вредоносных сил. После смерти они становятся блуждающими навями (гуй 鬼). В эпоху Тан даосы сделали популярным верование, что бодрствование в день кары за грехи, т. е. 57-й день 60-дневного цикла (шоу гэн-шэнь 守庚申), избавляет от «трёх трупов».
 
53
Третий год Чан-цин (823 г.), Ханчжоу
 
代賣薪女贈諸妓
亂蓬為鬢布為巾
曉踏寒山自負薪
一種錢塘江畔女
著紅騎馬是何人
 
ОТ ИМЕНИ ТОРГОВКИ ХВОРОСТОМ
ПОДНОШУ ВСЕМ ПЕВИЧКАМ
 
Колтун вместо локонов,
                             вместо платка – лоскутки,
В холодных горах на заре
                             с ивняком на спине.
 
Такого же рода девица
                             на берег Цяньтана-реки 
Вся в красном наряде
                             верхом принеслась на коне?
 
В комментарии к переводу этого четверостишия Реви Элли указал, что в нем описана ситуация, когда за одной из певичек сановник послал коня[105].
 
54
Четвертый год Чан-цин (824 г.), Ханчжоу
 
題清頭陀
頭陀獨宿寺西峰
百尺禪蓭半夜鐘
煙月蒼蒼風瑟瑟
更無雜樹對山松
 
ОПИСАНИЕ СКРОМНОГО
СТРАНСТВУЮЩЕГО МОНАХА
 
В храме на западном пике
                                       мних одинокий в ночи,
Колокол час полуночный
                                       бьёт у скита в сотне чи,
 
Месяц сереет в тумане,  
                                      посвистом ветер звучит,
Рядом с сосною на склоне
                                      кустик простой не торчит.
 
Чи 尺 – мера длины, составлявшая в то время 31,1 см, т. е. 100 чи равны 31,1 м.
 
55–56
Четвертый год Чан-цин (824 г.), Ханчжоу
 
自歎二首
一
形羸自覺朝餐減
睡少偏知夜漏長
實事漸消虛事在
銀魚金帶遶腰光
 
二
二毛曉落梳頭懶
兩眼春昏點藥頻
唯有閑行猶得在
心情未到不如人
 
ДВА ПЛАЧА О СЕБЕ
 
I
Свою худобу ощущаю –
                                как завтраки стали скудны!
Сплю мало и вдруг понимаю –
                                ночные часы так длинны!
 
Реальных нет дел и в помине,
                                я весь погружен в суету,
С серебряной рыбкою пояс
                                не скроет мою наготу!
 
С серебряной рыбкою (золотой) пояс (инь-юй цзинь-дай 銀魚金帶) – атрибут высокопоставленного чиновника во введённый в начале эпохи Тан при правлении императора Тай-цзуна 太宗 (626–649) системе нормативной маркировки должностей и рангов в чиновничьем одеянии. Прикреплявшаяся к поясу верительная бирка из дерева или металла имела форму рыбы, продольно разделённой на две части, у которых на плоских сторонах были выгравированы фамилия, имя, должность, ранг, содержание и другие данные о чиновнике, то есть являлась своеобразным удостоверением личности.
 
II
Рассвета старик не встречает,
                                         и волосы лень причесать,
В глазах, как весной, помутненье –
                                         лекарство опять принимать.
 
Но только досуг появился –
                                         иду на прогулку скорей,
И чувства пока не угасли –
                                         они как у прочих людей!
 
 
57
Четвертый год Чан-цин (824 г.), по пути из Ханчжоу в Лоян
 
看常州柘枝贈賈使君
莫惜新衣舞柘枝
也從塵污汗霑垂
料君即却歸朝去
不見銀泥衫故時
 
УВИДЕВ В ЧАНЧЖОУ [ТАНЕЦ] «ВЕТВИ КУДРАНИИ», ПОДНОШУ ПРАВИТЕЛЮ ЦЗЯ
 
В танце «Кудрании ветви» на новый наряд
Пыль оседает и капельки пота летят.
 
Верю, не смените вы, ко двору возвратясь,
Старый халат на серебряной выделки грязь.
  
Правитель Цзя (Цзя ши-цзюнь 賈使君) – Цзя Су 賈餗 по прозванию Цзы-мэй 子美, уроженец Хэнани из высокопоставленной чиновничьей семьи, упомянут в «Новой книге [об эпохе] Тан» 新唐書 («Синь Тан шу»), праправнук первого главного администраторачжан-ши 長史[106] Лочжоу 洛州 (гражданского чиновника, сопровождающего 6-го высшего ранга, входящего в руководство  гвардии) в период правления Юн-хуй 永徽 (650–655) танского императора Гао-цзуна (правил 650–683). Цзя Су экзаменовался вместе с Бо Цзюй-и. В 824 г. занимал должнось начальника округа 刺史 (цы-ши) Чанчжоу 常州 (ныне городской округ провинции Цзянсу).
«Ветви кудрании» (чжэ-чжи 柘枝, или 柘枝舞 чжэ-чжи-у) – народный танец на северо-западе Китая эпохи Тан, исполнявшийся в сопровождении песни. Кудрания (чжэ 柘) – кудрания триостренная (Cudrania tricuspidata Bur.), небольшое листопадное дерево семейства тутовые со сладкими плодами, напоминающими по виду шелковицу, а по вкусу – хурму.
Пыль серебра (инь-ни 銀泥) – краситель на основе порошкообразного серебра, использовавшийся для украшения одежды.
 
 
58
Четвертый год Чан-цин (824 г.), Лоян
 
愛詠詩
辭章諷詠成千首
心行歸依向一乘
坐倚繩牀閑自念
前生應是一詩僧
 
С НАСЛАЖДЕНИЕМ ДЕКЛАМИРУЮ СТИХИ
 
Поэзии с прозой пропев и прочтя многотомье,
Всем сердцем желаю вернуться к одной Колеснице.
 
Сижу в гамаке, о себе на досуге в раздумье:
Поэтом-монахом я прежде был должен родиться.
 
В пятой луне 824 г. Бо Цзюй-и был переведён в Лоян на должность одного из двух левых «сыновников (сыновничих)» (в переводе В. М. Рыбакова) наследника (тай-цзы цзо шу-цзы 太子左庶子) основного 4-го высшего ранга в Лояне — руководителя левого Весеннего дворца (цзо чунь-фан 左春坊), ответственного за «второстепенных сыновей» (шу-цзы 庶子). Левый и Правый весенние дворы были учреждениями, подчинёнными наследнику, а «второстепенными сыновьями» назывались как «сыновья от второстепенных жён или вообще все сыновья, помимо главного — того, которому предстоит стать наследником, т. е. старшего сына от главной жены», так и «глава, наставник и приструниватель второстепенных сыновей».[107] Прибыв в Восточную столицу, он приобрел в районе Люйдаоли 履道里старую усадьбу, принадлежавшую его покойному свойственнику Ян Пину 楊憑 (цзинь-ши в 766–779) [108], из семьи которого происходила жена Бо Цзюй-и. Эта усадьба включала в себя территорию с бамбуковыми зарослями, деревьями, озером, ручьём и строениями.
Колесница 乘 (шэн) – в буддизме путь достижения знания или освобождения, выхода из сансары и спасения от круговорота перерождений; в данном случае – обозначение буддизма.
 
59
Четвертый год Чан-цин (824 г.), Лоян
 
鶴
人各有所好
物固無常宜
誰謂爾能舞
不如閑立時
 
ЖУРАВЛИ
 
У всех людей пристрастия свои,
И сами вещи не без измененья.
 
Одним милее в танце журавли,
А мне – в беспечной позе без движенья.
 
60
Четвертый год Чан-цин (824 г.), Лоян
 
臥疾
閑官臥疾絕經過
居處蕭條近洛河
水北水南秋月夜
管弦聲少杵聲多
 
ЛЕЖУ БОЛЬНОЙ
 
Праздный сановник без дела в постели с недугом
Там, где теченье Лохэ меж пустых берегов.
 
Осени лунною ночью смешала вода север с югом.
Флейта и цинь так редки среди стука вальков!
 
Праздный сановник 閑官 (сянь-гуань) – чиновник на синекуре, занимающий лёгкую должность.
Лохэ 洛河 – река, в древности называвшаяся Лошуй 雒水 и являющаяся крупным правым притоком Хуанхэ, на котором расположен Лоян.
Флейта и цинь (гуань-сянь 管弦) – буквально «дудка и струна», духовые и струнные музыкальные инструменты.
 
61
Второй год Бао-ли (825 г.), Лоян
 
雲和
非琴非瑟亦非箏，
撥柱推絃調未成。
欲散白頭千萬恨，
只銷紅袖兩三聲。
 
СТРУННАЯ ГАРМОНИЯ
 
Не цитра, не цинь и не гусли,  
И струны с колками не в лад!
 
Но старцу не станет так грустно,
Красотки когда зазвучат.
 
Струнная гармония (юнь-хэ 雲和) – буквально «облачная гармония»; произошедшее от названия горы Юньхэ, откуда поступал материал для изготовления музыкальных инструментов,  общее обозначение циня, цитры, гуслей, лютни (пи-па 琵琶) и других струнных. Поскольку в первой строке исключаются три первых инструмента, может подразумеваться любимая автором и воспетая в одноимённой поэме лютня, или четырёхструнная гитара, символизирующая певицу[109]. Четверостишию присущ явный эротический подтекст, задаваемый, в частности, двусмысленной лексикой. К примеру, «перебирание колков и подтяжка струн» (бо-чжу туй-сянь 撥柱推絃), или буквально «будораженье столба и стимулирование струны», рождает вполне прозрачные ассоциации. Об универсальном фаллическом смысле «столба» можно не распространяться, а иероглиф сянь 絃 («струна») еще имеет образное значение «жена» и в сочетании цинь-сянь 琴弦 («струна циня / музыкального инструмента») является эротологическим термином, обозначающим определённую часть влагалища[110].
Цитра (сэ 瑟) – старинный струнный музыкальный инструмент с 25 струнами.
Гусли (чжэн 箏) – струнный щипковый инструмент, имевший до V в. 12 струн, а затем от 13 до 21.
Красотка (хун-сю 紅袖) – буквально «красные рукава».
 
62
Между первым и вторым годом Бао-ли (825 – 826 гг.), Сучжоу
 
白雲泉
天平山上白雲泉
雲自無心水自閑
何必奔衝山下去
更添波浪向人間
 
ИСТОЧНИК БЕЛЫХ ОБЛАКОВ
 
Источник Белых облаков есть на горе Тяньпин,
Там безмятежны облака, спокойны воды там.
 
Зачем же вниз летит с горы, с заоблачных вершин, 
Ещё и волны он родит, домчав к людским краям?
 
Гора Тяньпин (Тяньпин-шань 天平山) – в переводе гора Небесного Равновесия достигает 200 м и находится на юго-западе г. Сучжоу 蘇州 у берега озера Тайху 太湖.
 
63
Второй год Бао-ли (826 г.), Сучжоу
 
問楊瓊
古人唱歌兼唱情
今人唱歌唯唱聲
欲說向君君不會
試將此語問楊瓊
 
СПРОСИТЬ У ЯН ЦЮН
 
В старину люди пели, чтоб пением выразить чувство,
Нынче люди поют лишь мелодии ради одной.
 
Если вам рассказать, ну а вы не сойдётесь со мной,
Попытайтесь спросить у Ян Цюн про такое искусство.
 
Ян Цюн 楊瓊 – певичка из Сучжоу, чьё имя Цюн означает «красная яшма, нефрит с красными прожилками, агат; красивый камень; драгоценность»; видимо, отличавшаяся выдающимся исполнительским матерством.
 
64
Второй год Бао-ли (826 г.), по пути из Сучжоу в Лоян
 
與夢得同登棲靈塔
半月悠悠在廣陵
何樓何塔不同登
共憐筋力猶堪在
上到棲靈第九層
 
ВМЕСТЕ С МЭН-ДЭ ПОДНЯЛИСЬ
НА ПАГОДУ ВСЕЛЁННОГО ДУХА
 
В ночи полумесяц беспечно плывёт к Гуанлину,
У множества пагод мы вместе добрались до глав.
 
Хоть силы щадили, но всё-таки взяли вершину,
На ярус девятый Вселённого духа попав.
 
В третью луну 825 г. Бо Цзюй-и был назначен начальником округа (цы-ши)  Сучжоу, куда прибыл в пятой луне этого года. Когда на престол, после убийства своего единокровного брата и ровесника, взошёл новый император Вэнь-цзун (809–840, правил в 826–840), Бо Цзюй-и был вновь возвращён в Восточную столицу и назначен смотрителем дворцовой (императорской)  библиотеки (би/ми-шу-цзянь 秘書監), или Надзора потаённых документов (би/ми-шу-шэн 秘書省), с присвоением сопровождающего 3-го ранга[111] и права носить золотую печать и пурпурный (цзы 紫) пояс.
Мэн-дэ 夢得 – прозвание Лю Юй-си 劉禹錫 (772–842), Лю Двадцать Восьмого, родом из Лояна, литератора, философа, учёного (цзинь-ши, 793 г.), сановника, в частности обладавшего должностью «центрального секретаря» (лан-чжун)[112]; очень близкого Бо Цзюй-и друга и поэта (их стихи иногда путали[113]). При императоре Сянь-цзуне (805–820) он был сослан в Цзиннань 荊南, по возвращении в Чанъань за сатирические стихи о правительстве снова сослан в Ланчжоу 朗州 на должность секретаря начальника округа (цы-ши). При следующем императоре Му-цзуне (820–824) в 821 г. стал главой округа Куйчжоу 夔州. При Вэнь-цзуне в 828 г. призван в Лоян на должность главы отдела в приёмном приказе (чжу-кэ-бу 主客部)[114], с 831 г. назначался префектом Сучжоу, Жучжоу 汝州 и Тунчжоу. В 836 г. по состоянию здоровья вышел в отставку и вернулся в родной город, где прожил до конца жизни[115].
Пагода Вселённого духа (Ци-лин-та 棲靈塔) – 70-метровая (со шпилем) буддийская погода в девять разновысотных ярусов, высота которых уменьшается от первого к восьмому, но последний – самый высокий (8,5 м). Она была построена в буддийском монастыре Великого света 大明寺 (Да-мин-сы) по указанию основателя империи Суй 隋 Вэнь-ди 文帝 (правил в 581–604) в 601 г., сгорела в 843 г., в 1993 г. начались работы по ее восстановлению. Девять ярусов пагоды символизируют девять небес буддийской космологии. В ней хранятся духоносные мощи Будды, откуда произошло её название.
Гуанлин 廣陵 – древняя область, ныне находящаяся на территории городского округа Янчжоу 揚州 провинции Цзянсу.
 
66
Третий год Да-хэ (829 г.), по дороге из Чанъани в Лоян
 
別陝州王司馬
笙歌惆悵欲為別
風景闌珊初過春
爭得遣君詩不苦
黃河岸上白頭人
 
РАССТАЮСЬ С ШАНЬЧЖОУСКИМ ВОЕВОДОЙ ВАНОМ
 
Музыка с песней печальны в преддверье разлуки,
И на исходе весны окружающий мир весь поник.
 
Как бы развеять стихами без горя и муки,
Вас, на брегу Хуанхэ седовласый старик?
 
В третьем году Да-хэ (829 г.) из-за болезни Бо Цзюй-и вернулся из Чанъани в Лоян, став одним из четырёх сопроводителей наследника престола (тай-цзы бинь-кэ 太子宾客) основного 3-го ранга, в обязанности которых входило наставление наследника отноcительно норм морали и правил поведения, церемоний и этикета, а также контроль за соблюдением протокола при торжественных приёмах у наследника. На этой должности он пробыл с весны 829 по 831 г.
Шаньчжоу 陝州 – округ на территории современного городского округа Саньмэнься 三門峽в провинции Хэнань на берегу Хуанхэ.
Воевода Ван (Ван сы-ма) – Ван Цзянь 王建 (768–835) по прозванию Чжун-чу 仲初, учёный, имевший степень цзинь-ши, поэт и сановник.
Музыка с песней (шэн-гэ 笙歌) – буквально «[игра на] шэне и песня», шэн 笙 – губной органчик, язычковый музыкальный инструмент.
 
67
Четвертый год Да-хэ (830 г.), Лоян
 
觀游魚
遶池閑步看魚游
正值兒童弄釣舟
一種愛魚心各異
我來施食爾垂鉤
 
СМОТРЮ НА ПЛАВАЮЩИХ РЫБ
 
Вдоль озера идя неспешно, снующей рыбой увлечён,
А детвора как раз полезла из озорства в рыбацкий чёлн.
 
Мы любим рыб, но дальше мысли у нас не сходятся ни в чём:
Я прихожу, чтоб дать им корму, они – чтоб превратить их в корм.
 
68
Четвертый год Да-хэ (830 г.), Лоян
 
看採蓮
小桃閑上小蓮船
半採紅蓮半白蓮
不似江南惡風浪
芙蓉池在卧牀前
 
НАБЛЮДАЮ ЗА СБОРОМ ЛОТОСОВ
 
В лодочке кто-то сквозь персиков ветки плывёт,
Белые лотосы, красные лотосы рвёт.
 
Как не похож на бурливый цзяннаньский приют
Перед окном у кровати в гибискусах пруд!
 
69
Четвертый год Да-хэ (830 г.), Лоян
 
看採菱
菱池如鏡淨無波
白點花稀青角多
時唱一聲新水調
謾人道是採菱歌
 
НАБЛЮДАЮ ЗА СБОРОМ РОГУЛЬНИКА
 
Рогульником заросший пруд зеркально тих и чист,
Средь редкой белизны цветов обилен острый лист.
 
И только в песне о воде услышан новый глас –
Орехов сборщики поют о жизни без прикрас.
 
Рогульник (лин 菱) – водяной орех плавающий (Trapa natans L.).
 
70
Четвертый год Да-хэ (830 г.), Лоян
 
晚出尋人不遇
籃輿不乘乘晚凉
相尋不遇亦無妨
輕衣穩馬槐陰下
自要閑行一兩坊
 
НОЧЬЮ ВЫЕЗЖАЮ РАЗЫСКАТЬ
ЗАПРОПАСТИВШЕГОСЯ ГОСТЯ
 
В паланкин не сажусь – ввечеру холода,     
Что пропущен ответный визит – не беда.
 
В лёгком платье сквозь тени софор на коне
Пронестись два квартала не трудно и мне.
 
Паланкин (лань-юй 籃輿) – плетеный (бамбуковый), т. е. холодный, паланкин.
 
71
Четвертый год Да-хэ (830 г.), Лоян
 
秋池
洗浪清風透水霜
水邊閑坐一繩牀
眼塵心垢見皆盡
不是秋池是道場
 
ОСЕННЕЕ ОЗЕРО
 
Вымыт волнами, очищен ветрами,
                                     влагой пропитан снежок,
В кресле плетеном сижу, отдыхая,
                                     водная кромка у ног.
 
Зренья тщету и сердечные скверны 
                                     вижу, чтоб их превзойти!
И не осеннее озеро это –
                                     храмина Дао-Пути.
 
     Зренья тщета (янь-чэнь 眼塵) – буквально «зрительная пыль»; буддийский термин, обозначающий видимый мир пустых мелочей и обольстительных образов, затуманивающих истинное прозрение.
     Сердечные скверны (синь-гоу 心垢) – буквально «сердечная грязь»; буддийский термин, обозначающий страсти и иллюзии.
     Храмина Дао-Пути (дао-чан 道場) – также буддийский термин, обозначающий монастырь или храм.
 
 
72–73
Четвертый год Да-хэ (830 г.), Лоян
 
新雪二首
一
寄楊舍人
不思北省煙霄地
不憶南宮風月天
唯憶靜恭楊閣老
小園新雪煖爐前
 
二
不思朱雀街東鼓
不憶青龍寺後鐘
唯憶夜深新雪後
新昌臺上七株松
 
ДВА ЧЕТВЕРОСТИШИЯ
ПРО СВЕЖИЙ СНЕЖОК
 
I
Посылаю свитскому домочадцу Яну
 
Не размышляю о Северной залы сиянии дольнем,                           
Не вспоминаю о горнем величии Южных хором,                           
 
Лишь о сановнике Яне раздумье с почтением полным      
Перед жаровней в саду, запорошенном свежим снежком.
 
Свитский домочадец Ян (Ян шэ-жэнь 楊舍人) – Ян Жу-ши 楊汝士 по прозванию Му-чао 慕巢, учёный (цзинь-ши, 809 г.) и сановник, в конце жизни ставший министром юстиции (син-бу шан-шу 刑部尚書), а в седьмой луне восьмого года Да-хэ (834 г.) назначенный начальником округа (цы-ши) Тунчжоу 同州 (ныне уезд Дали 大荔 в городском округе Вэйнань 渭南 провинции Шэньси). В предуведомлении он назван шэ-жэнем (в переводе В. М. Рыбакова «домочадцем»), т. е. чиновником Надзора срединных документов (Чжун-шу-шэн中 書省), одного из шести правительственных надзоров (шэн 省, в переводе В. М. Рыбакова) – высших государственных структур в танской бюрократической иерархии. Этот чиновник должен был, находясь справа от императора, протоколировать его речи [116]. В самом стихотворениии свитский домочадец Ян назван «старым сановником» (гэ-лао 閣老).
Северная зала (бэй-шэн 北省) – Привратный надзор (Мэнь-ся-шэн 門下省 ).
Южные хоромы (нань-гун 南宮) – Правительствующий надзор, или Надзор в высших делах (Шан-шу-шэн 尚書省; у Ч. Хакера, как и у Р. де Ротура, Департамент государственных дел), который был «первым и в определенном смысле главным среди Надзоров»[117].
 
II
 
Забыл барабан я восточный на улице Птицы Багряной,
При храме Дракона Зелёного колокол дальний не помню,
 
Но помню, как выпал глубокою ночью снег ранний,
Семь сосен покрыв на синьчанском террасовом склоне.  
 
Улица Птицы Багряной (Чжу-цюэ-цзе 朱雀街) – главная магистраль Чанъани длиной более 5 км и шириной около 150 м, шедшая с севера на юг, от южных ворот императорского дворца, также названных именем Багряной (Красной) Птицы – символа и  духа-покровителя юга.
Храм Зелёного Дракона (Цин-лун-сы 青龍寺) – буддийский монастырь в Чанъани, основанный в 582 г. и в 711 г. получивший имя Зелёного (Синего) Дракона – символа и духа-покровителя востока.
Синьчан 新昌 – древний уезд, ныне находящийся на территории городского округа Шаосин 紹興 в провинции Чжэцзян.
 
74
Четвертый год Да-хэ (830 г.), Лоян
 
除夜
病眼少眠非守歲
老心多感又臨春
火銷燈盡天明後
便是平頭六十人
 
ПРЕДНОВОГОДНЯЯ НОЧЬ
 
Больные глаза мало спят и не видят кануна весны,
Хоть старое сердце трепещет сильнее с её приближеньем.
 
Вот меркнет в светильнике пламя в лучах восходящей зари –
Шесть полных десятков моих я сравню со свечи той свеченьем.
 
У Бо Цзюй-и три стихотворения с таким названием, но только это написано в жанре цзюэ-цзюй.
Шесть полных десятков (пин-тоу лю-ши 平頭六十) – Бо Цзюй-и, как всегда, считал свои лета от зачатия, т. е. с 771 г., и следовательно, с описанным здесь наступлением 831 г. в его жизни завершался 60-летний цикл, которому в Китае издревле придавалось огромное значение.
 
75
Пятый год Да-хэ (831 г.), Лоян
 
春風
春風先發苑中梅
櫻杏桃梨次第開
薺花榆莢深村裏
亦道春風爲我來
 
ВЕСЕННИЙ ВЕТЕР
В саду весенний ветер распушил
За сливой вишню, абрикос и грушу,
 
Потом чилим и вяз – совсем в глуши,
Пора ему и мне проникнуть в душу!
 
76
Шестой год Да-хэ (832 г.), Лоян
 
聽幽蘭
琴中古曲是幽蘭
爲我殷勤更弄看
欲得身心俱靜好
自彈不及聽人彈
 
СЛУШАЮ «ОРХИДЕЮ»
 
Есть для циня старинная песнь «Орхидея»,
Мне ж смотреть на игру музыкантов – милее.
 
Чтобы спор между телом и сердцем затих,
Чем играть самому, лучше слушать других!
 
«Орхидея» 幽蘭 (ю-лань) – сопровождающаяся словами мелодия для циня, которую, по преданию, сочинил сам Конфуций, вдохновленный увиденной орхидеей.
 
77
Шестой год Да-хэ (832 г.), Лоян
 
不出
簷前新葉覆殘花
席上餘杯對早茶
好是老身銷日處
誰能騎馬傍人家
 
НЕ ВЫЕЗЖАЮ…
 
У дома юною листвой укрыло жухлый цвет,
В застолье: выпитый стакан и свежий чай – сосед.
 
Кто станет время коротать с глубоким стариком,
Его решится повидать, примчавшися верхом?
 
78
Седьмой год Да-хэ (833 г.), Лоян
 
自問
依仁臺廢悲風晚
履信池荒宿草春
[晦叔亭臺在依仁
微之池館在履信]
自問老身騎馬出
洛陽城裏覓何人
 
СПРАШИВАЮ СЕБЯ
 
Над беседкой забытой в И-жэне
                                           хладен ветер в ночи,
На пруду пересохшем в Люй-сине
                                           густ бурьян по весне
 
(То беседка Хуй-шу, что в И-жэне,
                                                дом в Люй-сине – Вэй-чжи).
 
И спрошу я себя: старина,
                                            хоть куда ни скачи,
Ты в Лояне найдешь ли кого,
                                             кроме разве во сне?
 
В 831 г. Бо Цзюй-и получил должность столичного головы — местоначальника[118] округа Хэнани[119] (Хэнань инь 河南尹) сопровождающего 3-го ранга, на которой пробыл до четвёртой луны седьмого года (833 г.), а затем снова стал в Лояне сопроводителем наследника престола (太子宾客 тай-цзы бинь-кэ) основного 3-го ранга.
К 833 г. относятся стихи Бо, в которых сказал о недавно умерших друзьях: «Вэй-чжи, Дунь-ши и Хуй-шу умерли один за другим. Горюя в одиночестве, написал два четверостишия» [120].
И-жэнь 依仁 и Люй-синь 履信 – кварталы в Лояне.
Хуй-шу 晦叔 – прозвание Цуй Сюань-ляна 崔玄亮, учёного (цзинь-ши,795 г.) и сановника, бывшего разъездным цензором (цзянь-ча юй-ши 監察御史) и свитским цензором (чжуань-ши юй-ши 轉侍御史)[121], а в период Да-хэ занимавшего должность начальника округа Хучжоу 湖州.
Это четверостишие интересно тем, что у него есть две «вставные» комментирующие строчки, отмеченные других шрифтом, но, тем не менее, срифмованные с основными строками.
Другое четверостишие с подобным названием см. выше № 50. Так же названо и восьмистрочное стихотворение, написанное в 829 г.[122]
 
79
Восьмой год Да-хэ (834 г.), Лоян
 
問鶴
烏鳶爭食雀爭窠
獨立池邊風雪多
盡日踏冰翹一足
不鳴不動意如何
 
СПРАШИВАЮ ЖУРАВЛЯ
 
Дерутся за пищу ворона и коршун,
                                    а за гнездо – воробьи,
Но ты одиноко у озера края
                                     в снежную бурю стоишь,
 
Озябшую ногу к себе прижимая,
                                     так целый день напролёт,
Безмолвен совсем и недвижен совсем –
                                     кто твои думы поймёт?!
 
80
Восьмой год Да-хэ (834 г.), Лоян
 
代鶴答
鷹爪攫雞雞肋折
鶻拳蹴雁雁頭垂
何如斂翅水邊立
飛上雲松棲穩枝
 
ОТВЕЧАЮ ОТ ЛИЦА ЖУРАВЛЯ
 
Ястреба когти фазана хватают, птице ломая бока,
Сокола лапы гуся попирают, шею свернув гусака.
 
Лучше уж плотно сомкнуть свои крылья, стоя у края воды,
Ну а взлетев, сесть на крепкую ветку самой высокой сосны.
 
Самая высокая сосна (юнь-сун 雲松) – этот бином может пониматься и как название дерева – кипарисовика горохоплодного (Chamaecýparis pisífera), достигающего 50-метровой высоты, и как «заоблачно высокая сосна».
 
81–82
Четвёртый год Кай-чэн (839 г.), Лоян
Два нижеследующих четверостишия входят в цикл «Пятнадцати стихотворений, [написанных] в болезни»[123], предварённый авторским введением:
В год цзи-вэй (56-й) периода Кай-чэн (839 г.) я в шестьдесят восемь лет достиг возраста тонкой ивы[124]. Зимою в десятой луне в день цзя-инь (51-й)[125] меня залихорадило, болело тело, рябило в глазах, левая нога не двигалась, так пришло время, когда меня одолели старческие болезни. Я давно испытывал пристрастие к Будде и бродил по следам Лао[-цзы] и Чжуан[-цзы]. Болея, я исследовал себя и многое обрёл. Почему так? Отринув внешнюю телесную форму, внутренне я избавился от горестей. Первым для меня было духовное исследование и только потом лечение. Через месяц наступило некоторое улучшение, и с запертой дверью я отдыхал в постели, предаваясь покою и праздности. Я не сдерживал себя, когда хотелось подекламировать, поэтому получились пятнадцать стихотворений, названных мною «Стихами, [написанными] в болезни». Так выразил познанное и ещё расширил своё сознание. Некогда Лю Гун-гань болел в Чжанпу, а Се Кан-лэ лежал в Линьчуани, и оба сочинили произведения, где стихами изложили свои помыслы. Ныне предваряю созданное введением из опасения, что не знающие меня осмеют.[126]
Лю Гун-гань 劉公幹 — аристократ (отпрыск правящей династии эпохи Хань), литератор и поэт Лю Чжэнь 劉楨 (186?–217).
Чжанпу 漳浦 — ныне округ в провинции Фуцзянь.
Се Кан-лэ 謝康樂 — аристократическое имя (с княжеским титулом Кан-лэ – Благополучный и Радостный) крупного сановника, поэта и буддиста по прозванию Лин-юнь 靈運 (385–433)[127].
Линьчуань 临川 — ныне район Фучжоу в провинции Цзянси.
 
答閑上人來問因何風疾
一床方丈向陽開
勞動文殊問疾來
欲界凡夫何足道
四禪天始免風災
[色界四天：初禪具三災，二禪無火災，三禪無水災，四禪無風災]
 
ОТВЕЧАЮ СВЯТОМУ ОТЦУ,
НА ДОСУГЕ ПРИШЕДШЕМУ СПРОСИТЬ,
ПОЧЕМУ Я ХВОРАЮ
 
К солнцу открытая келья блестит,
Прибыл Вэньшу распросить про болезни.
 
В мире желаний как Путь соблюсти?
Небо четвёртое лечит от бедствий.
 
(Четыре дхьяна-неба мира форм:
на начальном присутствуют три бедствия,
на втором отстутствует бедствие от огня,
на третьем отсутствует бедствие от воды,
на четвертом отсутствует бедствие от ветра.)
 
Это третье четверостишие из цикла «Пятнадцать стихотворений, [написанных] в болезни».
Вэньшу 文殊 – сокращение от Вэньшушили 文殊师利 – китайской транскрипции имени бодхисаттвы Манджушри (Маньджушри), представленного в «Вималакирти-сутре»(«Вэймо-цзин» 維摩經; см. ниже № 82) единственным учеником Будды, мудростью равным Вималакирти. Его культ широко распространен в Тибете, Монголии, Бурятии и Китае, особенно в провинции Шаньси. В махаяне олицетворяет мудрость.^[128]
Мир желаний (欲界 юй-цзе) – в буддизме универсум состоит из «трёх миров»: «мира желаний» (юй-цзе 欲界, кама-дхату/лока),  «мира форм» (сэ-цзе 色界, рупа-дхату/лока) и «мира отсутствия форм» (у-сэ-цзе 無色界, арупа-дхату/лока),  каждый из которых, в свою очередь, делится на сферы, или «небеса» (тянь 天). Мир форм включает четыре достигаемых медитацией неба (чань-тянь 禪天, дхьяна-бхуми).
Три бедствия (三災 сань-цзай) – согласно буддизму три гибельные для мира напасти, вызываемые огнём, водой и ветром.
 
罷灸
病身佛說將何喻
變滅須臾豈不聞
莫遣淨名知我笑
休將火艾灸浮雲
[維摩經云：是身如浮雲，須臾變滅也]
 
ДОЛОЙ МОКСУ
 
Будда сказал: «С чем недужное тело сравним?
Зыбких мгновений мираж». Разве ты не слыхал?
 
И Непорочный не нужен, чтоб, видя меня, хохотал!
Полно полынью растапливать облачный дым!
 
(«Вималакирти-сутра» гласит: «Тело подобно плывущим облакам, мгновенно изменяющимся и исчезающим»)
 
Это десятое четверостишие из цикла «Пятнадцать стихотворений, [написанных] в болезни».
Непорочный (Цзин-мин 淨名) – буквально «Прославленный чистотой/непорочностью» – китайский перевод имени знатного горожанина, благочестивого мирянина-буддиста Вималакирти (Вэймоцзе 維摩詰), превзошедшего учеников Будды и четырех бодхисаттв, в том числе Майтрею, тем, что достиг прозрения, не уходя от мира.[129]
Полынью растапливать (хо-ай цзю 火艾灸) – греть моксой, проводить традиционное для китайской медицины лечебное прогревание акупунктурных точек специальной сигарой из чернобыльника, или полыни обыкновенной (Artemisia vulgaris L.).
«Вималакирти-сутра» («Вэймо-цзин» 維摩經) – записанная в Индии на рубеже н. э. и популярная в Махаяне «Вималакирти-нирдеша-сутра», санскритский оригинал которой утерян и которая под названием «Сутра (о том, что говорил) Вималакирти» («Вэймо[цзе со шо] цзин» 維摩[詰所說]經) переводилась на китайский шесть раз, сохранившись в трёх главных переводах – Чжи-цяня 支謙 (III в.), Кумарадживы 鳩摩羅什 (Цзюмолоши, 344/350–409/413) и Сюань-цзана 玄奘 (600/602–664).
Клубящийся дым (фу-юнь 浮云) – буквально «плывущие облака», в переносном смысле «эфемерное», «преходящее», здесь подразумевается тело человека.
 
83
Четвертый год Кай-чэн (839 г.), Лоян
 
感蘇州舊舫
畫梁朽折紅窗破
獨立池邊盡日看
守得蘇州船舫爛
此身爭合不衰殘
 
 
ОЩУЩЕНИЯ ОТ СТАРОЙ СУЧЖОУСКОЙ ЛОДКИ
 
Расписные стропила прогнили,
                                    в красных окнах попадали рамы,
Одиноко у берега пруда
                                     целый день наблюдаю упрямо
 
За изящной сучжоуской лодки
                                     превращением в мусор и тлен,
Но в себе избежать постараюсь
                                     разрушающих плоть перемен.
 
84
Четвертый год Кай-чэн (839 г.), Лоян
 
感舊石上字
闲撥船行尋舊池
幽情往事復誰知
太湖石上鐫三字
十五年前陳結之
 
ЧУВСТВО ОТ ИЕРОГЛИФОВ НА СТАРОМ КАМНЕ
 
Ведомый праздно чёлн скользит по глади старых вод.
Из прошлого глубоких чувств приливы кто поймёт?
 
На камне озера Тайху три знака ищет взгляд,
Здесь вырезал я «Чэнь Цзе-чжи» пятнадцать лет назад.
 
Тайху 太湖 –  третье по величине пресноводное озеро на юге провинции Цзянсу, рядом с городским округом Уси 无锡, полное островов разной величины.
Чэнь Цзе-чжи 陳結之 – наложница Бо Цзюй-и.
 
85
Пятый год Кай-чэн (840 г.), Лоян
 
春眠
枕低被暖身安穩
日照房門帳未開
還有少年春氣味
時時暫到睡中來
 
ВЕШНИЙ СОН
 
Никну главой, одеялом согретый, телу покойно, тепло.
Полог двери не впустил ещё света, и в моей спальне темно.
 
Ну и в придачу дыхание юной и ароматной весны
Время от времени вольно влетает в сладко пришедшие сны.
 
У Бо Цзюй-и два стихотворения с таким названием, другое было написано тремя десятилетиями раньше, в 811 г., и не в жанре цзюэ-цзюй.
 
86–93
Первый и второй годы Хуй-чан (841–842 гг.), Лоян
 
池鶴八絶句
池上有鶴，介然不羣，烏、鳶、雞、鵝，次第嘲噪，諸禽似有所誚，鶴亦時復一鳴。予非冶長，不通其意，因戲與贈答，以意斟酌之，聊亦自取笑耳。
 
雞贈鶴
一聲警露君能薄
五德司晨我用多
不會悠悠時俗士
重君輕我意如何
 
鶴答雞
爾爭伉儷泥中鬬
吾整羽儀松上棲
不可遣他天下眼
却輕野鶴重家雞
 
烏贈鶴
琴曲有《烏夜啼》、《別鶴怨》
與君白黑太分明
縱不相親莫見輕
我每夜啼君怨別
玉徽琴裏忝同聲
 
鶴答烏
《別鶴怨》在羽調，《烏夜啼》在角調
吾愛棲雲上華表
汝多攫肉下田中
吾音中羽汝聲角
琴曲雖同調不同
 
鳶贈鶴
君誇名鶴我名鳶
君叫聞天我唳天
更有與君相似處
飢來一種啄腥羶
 
鶴答鳶
無妨自是莫相非
清濁高低各有歸
鸞鶴羣中彩雲裏
幾時曾見喘鳶飛
 
鵝贈鶴
君因風送入青雲
我被人驅向鴨羣
雪頸霜毛紅網掌
請看何處不如君
 
鶴答鵝
右軍殁後欲何依
只合隨雞逐鴨飛
未必犧牲及吾輩
大都我瘦勝君肥
 
ВОСЕМЬ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ ОБ ОЗЁРНОМ ЖУРАВЛЕ
 
На озере есть журавли, они совершенно отличаются от других [птиц]; вороны, коршуны, петухи и гуси, – все насмехаются над ними, все птицы словно высмеивают их, и журавли иногда откликаются. Я не Е Чан и не проникаю в их помыслы, но шутки ради привожу их обмены [репликами], в воображении согласовывая [обстоятельства], а на худой конец и сам посмеюсь.
 
Е Чан 冶長 – Гун-Е Чан公冶長 (519–470 до н. э.) по прозванию Цзы-Чжи 子芝, один из ближайших учеников и зять Конфуция, упомянутый в первом параграфе пятой главы «Обсуждённых речей» («Лунь юй» 論語), которая названа по его имени. Согласно легенде, он мог понимать язык птиц и зверей. В 739 г. танский император Сюань-цзун (правил в 712–756) присвоил ему посмертный титул Цзюйского графа (Цзюй-бо 莒伯).
 
ПЕТУХ ОБРАЩАЕТСЯ К ЖУРАВЛЮ
 
Ты лишь способен о белой росе прокурлыкать тревогу,
Я ж зажигаю зарю и являю все пять благодатей.
 
Ныне же толпы невежд разобраться в чём-либо не могут
И почитают тебя, презирая меня, а с какой это стати?
 
О белой росе прокурлыкать тревогу (и-шэн цзин-лу 一聲警露) – буквально «подать звук тревоги о росе». Традиционно считается, что с наступлением восьмой луны и выпадением росы, т. е. началом периода «белых рос» (бай-лу 白露) с 8-9 сентября и переходом к осени, журавли начинают издавать тревожные крики, предупреждающие о приходе холодов, требующем улетать в тёплые края. Этот сюжет, воспевающий бдительность журавля, содержится в составленной писателем и каллиграфом Оу-ян Сюнем歐陽詢 (557–641) в 624 г. энциклопедии «Искусство и литература в классификации по родам» («И-вэнь лэй-цзюй» 藝文類聚, цз. 90) как цитата из «Записок о нравах и землях» («Фэн-ту цзи» 風土記 цзиньского сановника и полководца Чжоу Чу周处 (236–297).
Пять благодатей (у-дэ 五德) – пять добродетелей, которыми в стандартном конфуцианском наборе являются гуманность, долг/справедливость, благопристойность, разумность и благонадежность (жэнь и ли чжи синь 仁義禮智信), а в приложении к петуху – культурность/изящество, воинственность, мужество, гуманность и благонадежность (вэнь у юн жэнь синь文武勇仁信). Во «Внешнем предании “[Канона] стихов” [в версии] Хань [Ина]» («Хань Ши вай-чжуань» 韓詩外傳, цз. 2) ханьского учёного и сановника Хань Ина 韓嬰 (II в. до н. э.) сказано: «Петух несёт на голове гребень – это культурное изящество (вэнь); имеет на ногах шпоры – это воинственность (у); столкнувшись с врагом, дерётся – это мужество (юн); добыв пищу, оповещает других – это гуманность (жэнь); стоя в ночной страже, не пропускает положенный час – это благонадежность (синь)».[130]
 
ЖУРАВЛЬ ОТВЕЧАЕТ ПЕТУХУ
 
Ты с жёнами дерёшься и возишься в пыли,
Я ж сторожем вознёсся на сосны от земли.
 
Те зренья Поднебесной совсем не обрели,
Кому петух дороже, чем в небе журавли.
 
     Сторож (юй-и 羽儀) – буквально «церемония с перьями»; выражение, идущее из «Канона перемен» (гексаграмма № 53 Цзянь  渐 Течение, 6-я черта), где обозначает перья лебедя, предназначенные для церемонии[131]. Впоследствии оно стало обозначением как церемониальных жезлов с перьями у охраны августейших персон, так и образцовых мужей.
 
ВОРОНА ОБРАЩАЕТСЯ К ЖУРАВЛЮ
Среди песен для циня имеются
«Ночной крик вороны» и «Пени в расставанье с журавлём»
 
Как черное и белое с тобою мы различны,
Но не смотри с презрением: мол, вовсе не родня.
 
Мой голос – «крик ночной», твой – «пени журавля»,
Но оба голоса для циня струн привычны.
 
«Ночной крик вороны» («У е ти» 烏夜啼) – исполнявшаяся на цине народная лирическая песня эпохи Северных и южных династий (Нань-бэй чао 南北朝, 420–589), в которой речь идет об отношениях самки вороны или галки со своим птенцом.
«Пени в расставанье с журавлём» («Бе хэ юань» 別鶴怨) – исполнявшаяся на цине лирическая песня в жанре юэ-фу, рассказывающая о разлуке любящих супругов из-за бездетности жены и зафиксированная в эпоху Западную Цзинь (Си Цзинь 西晋, 265–316) учёным Цуй Бао 崔豹в энциклопедии «Комментарии к древности и современности» («Гу-цзинь чжу» 古今注, цз. 2).
Циня струны (юй-хуй цинь 玉徽琴) – буквально «цинь с нефритовыми колками/струнами».
 
ЖУРАВЛЬ ОТВЕЧАЕТ ВОРОНЕ
 
 «Пени в расставанье с журавлём» в ладу [пятого тона] юй
и «Ночной крик вороны» в ладу [третьего тона] цзюэ
 
Я на резной колонне сесть
                                        люблю средь облаков,
А ты внизу, в полях когтишь
                                        несчастной жертвы плоть.
 
И лад мой юй – то перьев свист,
                                       цзюэ твой – вой рогов,
Пускай для циня те лады –
                                       разлад не побороть.
 
Лад юй (юй-дяо 羽调) – музыкальный лад, построенный на пятой ступени китайской пентатоники; буквальное значение иероглифа юй 羽 – «перья».
Лад цзюэ (цзюэ-дяо 角调) – музыкальный лад, построенный на третьей ступени китайской пентатоники; буквальное значение иероглифа цзюэ 角 – «рог».
 
КОРШУН ОБРАЩАЕТСЯ К ЖУРАВЛЮ
 
Твоё досточтимое имя – журавль, и коршун – прозванье моё,
Курлыкаешь ты – слышит Небо само, и я так же Небу пою.
 
Чтоб больше ещё на тебя походить, тебе подражаю во всём.
Когда я голодный, то смрадную плоть у падали так же клюю. 
 
ЖУРАВЛЬ ОТВЕЧАЕТ КОРШУНУ
 
Ты можешь правда так считать, но правды нет в словах,
Ведь верх и низ, ведь блеск и грязь – соединить нельзя!
 
И стаю чудных журавлей в лучистых облаках
С тяжелым махом твоих крыл не спутаешь глядя!
 
Чудные журавли (луань хэ 鸞鶴) – буквально «фениксы-луани и журавли», т. е. волшебные птицы, на которых летают бессмертные небожители (сянь 仙).
 
ГУСЬ ОБРАЩАЕТСЯ К ЖУРАВЛЮ
 
Взмываешь с ветром ты к лазурным облакам,
А я людьми гоним в утячью кутерьму.
 
Перо и шея – снег, лёг пурпур по ногам,
Так чем же лучше ты, никак я не пойму?
 
ЖУРАВЛЬ ОТВЕЧАЕТ ГУСЮ
 
Ю-цзюнь посмертно кем желал бы стать?
Как петухи ходить да с утками летать.
 
Чтоб журавлями стать, не надо погибать,
Худому журавлю гусь жирный не подстать.
 
Ю-цзюнь 右軍 (буквально «правое крыло армии» и «гусь») – военное прозвище полководца Ван Си-чжи 王羲之 (303–361), который был выдающимся каллиграфом и наблюдал за движениями гусиных шей, поняв важность этих движений для правильного движения кисти в каллиграфии. Его официальное жизнеописание «Предание о Ван Си-чжи» («Ван Си-чжи чжуань» 王羲之傳) включено в династийную «Книгу [об эпохе] Цзинь» («Цзинь шу» 晉書).
Чтоб журавлями стать, не надо погибать – подразумеваетсямифическоедолголетие или даже бессмертие журавля, благодаря которому он считался спутником бессмертных-небожителей (сянь) и символом бессмертия.
 
94
Второй год Хуй-чан (842 г.), Лоян
 
老题石泉
殷勤傍石遶泉行
不说何人知我情
漸恐耳聾兼眼暗
聽泉看石不分明
ЗАМЕТКА СТАРИКА О РОДНИКЕ И КАМНЕ
 
Кружится резво у камня бегущий родник.
Чувства мои разве кто-то постиг?
 
Кажется, слепну и слухом стал туг,
Камня не вижу, не слышу источника звук.
 
95
Второй год Хуй-чан (842 г.), Лоян
 
客有說
客即李浙東也，所說不能具錄其事
近有人從海上迴
海山深處見樓臺
中有仙龕虛一室
多傳此待樂天來
 
ГОСТЬ РАССКАЗАЛ
 
Гость – это Ли Чжэ-дун,
сказанное не может отразить всю запись
об этом происшествии
 
Недавно некий путник из-за моря пришёл,
Там терем заповедный он на горе нашёл.
 
А в нём – бессмертных ниши с келейкою пустой,
Где, по преданью, примут Лэ-тяня на постой.
 
Это и следующее четверостишия приведены в рассказе об этой истории «Бо Лэ-тянь», сохранившемся в антологии 978/981 г. «Обширные записки годов Тай-пин [976–983]» («Тай-пин гуан-цзи» 太平廣記, цз. 48).
Ли Чжэ-дун李浙東 (Ли Чжэдунский) – Ли Ши-цзи 李師稷, «посланец, уполномоченный надзирать и разбирать» 觀察使 (гуань-ча-ши)[132], или гражданский инспектор, назначенный на эту должность в первый год Хуй-чан (841 г.) в Чжэ-дун浙東, древний район на востоке провинции Чжэцзян южнее реки Цянтан 钱塘.
Морская гора (хай шань 海山) – имеется в виду остров-гора в Восточном море, обитель бессмертных-небожителей Пэнлай 蓬莱.
Бессмертных ниши (сянь-кань 仙龕) – тут данное словосочетание имеет двойной смысл, обозначая как ниши (киоты, ковчеги) для образов бессмертных-небожителей, так и жилища для них самих.
 
96
Второй год Хуй-чэн (842 г.), Лоян
 
答客說
予晚年結彌勒上生業，故云
吾學空門非學仙
恐君此說是虛傳
海山不是我歸處
歸即應歸兜率天
 
ОТВЕЧАЮ ГОСТЮ НА ЕГО СЛОВА
 
На склоне лет я испытываю особую привязанность к делу высшей жизни Майтреи, поэтому говорю:
 
К вратам пустоты я стремлюсь, ученье даосов презрев,
Поэтому ваши слова, боюсь, – несусветная чушь.
 
И место, куда возвращусь, не в море и не на горе, 
А я непременно вернусь на небо ликующих душ.
 
Высшая жизнь (шан-шэн 上生) – загробное существование в «небесном мире» (тянь-цзе 天界) после перерождения в результате совершения благих дел.
Врата пустоты (кун-мэнь 空門) – словосочетание, обозначающее буддийское учение о пустотности всего сущего, сам буддизм и его монашество.
Небо ликующих душ (доу-шуай-тянь 兜率天) – в буддизме небо Тушита, или небеса Радости (пали tussati – радоваться), четвертое из шести небес «мира желаний», где, по преданию, пребывает до своего воплощения в мире людей будда Майтрея. Следует отметить аллюзию на прозвище Бо – Лэ-тянь, которое можно понимать в данном контексте как «Небо радости».
 
97
Четвертый год Хуй-чан (844 г.), Лоян
遊趙村杏花
趙村紅杏每年開
十五年來看幾迴
七十三人難再到
今春來是別花來
 
ГУЛЯЮ В ЧЖАО-ЦУНИ
СРЕДИ ЦВЕТОВ АБРИКОСА
 
Каждый год в Чжао-цуни цветы абрикосов красны,
И пятнадцатый год прихожу, чтобы их повидать.
 
Но мне семьдесят три, и придти будет трудно опять –
Наступившей весной попрощаемся с вами, цветы!
 
Чжао-цунь 趙村 – название села к востоку от Лояна, где находился абрикосовый сад с более чем тысячей деревьев. Существует вариант стихотворения, начинающийся названием села Чжао-цунь, а не словосочетанием ю цунь游村 («прогуливаться по селу»), как принято Се Сы-вэем и отражено в нашем переводе, а также у Л. З. Эйдлина[133], хотя, по мнению Чжу Цзинь-чэна, это село могло иметь альтернативное название Ю-цунь ^[134].
Свой возраст, как и обычно, Бо Цзюй-и отсчитал от зачатия.
 
98
Пятый год Хуй-чан (845 г.), Лоян
 
宿府池西亭
池上平橋橋下亭
夜深睡覺上橋行
白頭老尹重來宿
十五年前舊月明
 
НОЧУЮ В УПРАВЛЕНИИ,
В ЗАПАДНОЙ БЕСЕДКЕ У ПРУДА[135]
 
Пруд пересек ровный мостик – беседки сосед,
Ночью глухой пробудившись, бредёт по мосту
 
Старый седой управитель, но видит он свет
Прежний – назад лет пятнадцать, смотря на луну.
 
99
Без даты
 
陰雨
潤葉濡枝浹四方
濃雲來去勢何長
曠然寰宇清風滿
救旱功高暑氣涼
 
ЗАТЯЖНЫЕ ДОЖДИ
 
Влажные листья и мокрые ветви – залиты все страны света,
Плотные тучи уходят-приходят – долго ль продлится всё это?
 
Ширь мироздания полнит прохлада свежих и чистых ветров, 
Засуху гонят и жар охлаждают силой великих трудов.
 
100
Без даты
 
過故洛城
故城門前春日斜
故城門裏無人家
市朝欲認不知處
漠漠野田飛草花
 
ПРОЕЗЖАЯ ПРЕЖНИЙ ЛОЯН [136]
  
 Перед воротами прежнего города – вешнего солнца закат,
 А за воротами прежнего города – нету души ни одной.
 
Так мной желанные рынки с управами не узнаёт уже взгляд,
Пустошь безбрежную ветер безжалостный сорной засеял травой.
 
Источники и литература
1. Алексеев В. М.Китайская поэма о поэте. Стансы Сыкун Ту (837–908). Перевод и исследование. Пг.: Акад. наук, 1916.
2. Алексеев В. М. Китайская поэма о поэте: стансы Сыкун Ту (837–908): перевод и исследование. М.: Востлит, 2008.
3. Алексеев В. М. [Рец. на:] Бо Цзюй-и. Четверостишия / Пер. с кит., вст. ст. и коммент. Л. Эйдлина. М.: Гослитиздат, 1949 // Советская книга. 1950, № 5. С. 101–105.
4. Алексеев В. М. Наука о Востоке. М.: Востлит, 1982.
5. Алексеев В. М. Труды по китайской литературе. В 2 кн. Кн. 1, 2. М.: Востлит, 2002, 2003.
6. Антология китайской лирики VII–IX вв. по Р. Хр. / Пер. в стихах Ю. К. Щуцкого. М., Пг.: Госиздат «Всемирная литература», MCMXXIII.
7. Б. А. Васильев: Переводы и переложения (Вступление и публикация И.С. Смирнова) // Восток–Запад: Историко-литературный альманах: 2003–2004. М.: Востлит, 2005. С. 85–108.
8. Бежин Л. Е. Се Лин-юнь. М.: Наука, 1980.
9. Бекметов Р.Ф. Л.З. Эйдлин и китайская литература: библиографический указатель. Казань: Изд-во Казанского университета, 2015.
10. Бекметов Р. Ф., Чжан Шуцзюань. Китайская литература в интерпретациях и переводах Л. З. Эйдлина // Ученые записки Казанского университета. Серия «Гуманитарные науки». 2016. Т. 158, кн. 1. С. 14–26.
11. Березкин Р. В. «Жизнеописание Господина, [Который Любил] Выпить и Читать Стихи» поэта Бо Цзюйи (838 г.) и традиция китайской автобиографии (перевод с предисловием) // Общество и государство в Китае. Т. L. Ч. 1. М.: ИВ РАН, 2020. С. 331–352.
12. Бо Син-цзянь. Да Лэ Фу. Ода Великой радости любовного соития Неба и Земли, тени и света / Пер. О. М. Городецкой. М.: Наталис — Рипол Классик, 2003.
13. Бо Цзюй-и 白居易 // Цзю Тан шу цзин-хуа 旧唐书精华 («Лучшее из „Старой книги [об эпохе] Тан“») // Эр-ши-у ши цзин-хуа  二十五史精华 («Лучшее из „Двадцати пяти [нормативных] историй“»). Чанша: Юэлу шушэ 岳麓书社, 1989 (3-я перепечатка, 1991 г.). Кн. 3, с. 142–146.
14. Бо Цзюй-и. «Оборванные строки». Лирические стихотворения (IX век) / Пер. с кит., вступ. ст. и примеч. Б. А. Васильева // Восток. Сборник первый. Литература Китая и Японии. М., Л., 1935. С. 127–138.
15. Бо Цзюй-и. Песнь о бесконечной тоске – поэма IX века / Пер. с кит., вступ. ст. и примеч. Б. А. Васильева // Восток. Сборник первый. Литература Китая и Японии. М., Л., 1935. С. 113–125.
16. Бо Цзюй-и. Сто стихов цзюэ-цзюй / Пер. с кит. (вэньяня), предисл. и коммент. Н. А. Орловой. М.: ИВ РАН, 2017.
17. Бо Цзюй-и. В дороге / Пер. В. Перелешина // Сегодня. 95/6. Шанхай, май 1948.
18. Бо Цзюй-и. Четверостишия / Пер. с кит., вступ. ст. и коммент. Л. Эйдлина. М.: Гослитиздат, 1949. 223 с.
19. Бо Цзюй-и. Четверостишия / Пер. с кит., вступ. ст. и коммент. Л. Эйдлина. М.: Гослитиздат, 1951. 240 с.
20. Бо Цзюй-и. Стихи / Пер. с кит., послесл. и коммент. Л. Эйдлина. М., 1958.
21. Бо Цзюй-и. Лирика/ Пер. с кит. Л. Эйдлина. М.: Худлит, 1965.
22. Бо Цзюй-и. Стихотворения в пер. с кит. Л. Эйдлина. М.: Худлит, 1978.
23. Бо Цзюй-и цзи 白居易集 («Собрание [сочинений] Бо Цзюй-и») / Сост. Янь Цзе 严杰. Нанкин: Фэн-хуан чубаньшэ 凤凰出版社, 2014.
24. Бо Цзюй-и цзи цзянь цзяо 白居易集笺校 («Собрание [сочинений] Бо Цзюй-и с толкованиями и сверкой») / Сост. Чжу Цзинь-чэн 朱金城. Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньшэ上海古籍出版社, 1988 (3-я перепечатка, 2008 г.).
25. Бо Цзюй-и ши-цзи цзяо-чжу 白居易詩集校注 (Собрание стихов Бо Цзюй-и со сверкой и комментариями) / Сост. Се Сы-вэй 謝思煒. Кн. 1–6. Пекин: Чжунхуа шуцзюй 中華書局, 2006 (4-я перепечатка, 2015 г.).
26. Бо Цзюй-и вэнь-цзи цзяо-чжу白居易文集校注 (Собрание прозы Бо Цзюй-и со сверкой и комментариями) / Сост. Се Сы-вэй謝思煒. Кн. 1-4. Пекин: Чжунхуа шуцзюй, 2011.
27. Большой китайско-русский словарь. Т. 1–4. М.: Вост. лит., 1983–1984.
28. Боревская Н. Е. Педагогическая мысль и образование; Кэ цзюй // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 5. Наука, техническая и военная мысль, здравоохранение и образование. М.: Вост. лит., 2009. С. 529–575, 715–716.
29. Ван Ши-и 王拾遺. Бо Цзюй-и白居易. Шанхай: Шанхай жэньминь чубаньшэ 上海人民出版社, 1957.
30. Ван Ши-и 王拾遺. Бо Цзюй-и шэнхо синянь 白居易生活系年 («Летопись жизни Бо Цзюй-и»). Иньчуань: Нинся жэньминь чубаньшэ宁夏人民出版社, 1981.
31. Ван Ши-и王拾遺. Бо Цзюй-и чжуань 白居易傳 («Жизнеописание Бо Цзюй-и»). Сиань: Шэньси жэньминь чубаньшэ 陝西人民出版社, 1983.
32. Голос яшмовой флейты. Из кит. классич. поэзии цы в пер. М. Басманова. М.: Худлит, 1988.
33. Грубе В. Духовная культура Китая. Литература, религия, культ. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1912.
34. Дагданов Г. Б. Влияние чань-буддизма на творчество танских поэтов. На примере Ван Вэя (701–761) и Бо Цзюйи (771–846). Канд. дис. М., 1980.
35. Дагданов Г. Б. Буддизм в жизни и творчестве танского поэта Бо Цзюйи // Буддизм и литературно-художественное творчество народов Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1985. С. 89–100.
36. Дальнее эхо: Антология китайской лирики (VII–IX вв.) / В переводах Ю. К. Щуцкого. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2000.
37. Дальневосточный ветер (народные китайские песни юэ фу, по-священные теме любви /с V в. до н. э. по V в. н. э./) в переводах Д. Вонави. Цивильск, 2002.
38. Древнекитайская философия. Т. 1, 2. М.: Мысль, 1972, 1973.
39. Завадская Е. В. Три разговора о дэ // От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре / Сост. Л. Н. Борох, А. И. Кобзев. М.: Вост. лит., 1998. С. 186–199.
40. Завьялова О. И. Юнь [3]; Юнь ту; Юнь шу // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 3. Литература. Язык и письменность. М.: Вост. лит., 2008. С. 738–742.
41. Из древней китайской поэзии / Пер. с кит. Ван Цзиньлин и Якова Колкера. М.: Гуманитарий, 2015
42. Карапетьянц А. М. Раннекитайская системология. М.: Вост. лит., 2015.
43. Китайская классическая поэзия (Эпоха Тан). М.: Худлит, 1956.
44. Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина. М.: Худлит, 1975.
45. Китайская классическая поэзия в переводах Л. Эйдлина. М.: Худлит, 1984.
46. Китайская литература. Хрестоматия. Т. 1 / Сост. Р. М. Мамаева. М.: ГУПИМП РСФСР, 1959.
47. Китайская пейзажная лирика III–XIV вв. / Сост. В. И. Семанов, Л. Е. Бежин. М.: МГУ, 1984.
48. Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2007.
49. Кобзев А. И. О философско-символическом смысле образов природы в китайской поэзии // Проблема человека в традиционных китайских учениях. М.: Наука, 1983. С. 140–152.
50. Кобзев А. И. Учение о символах и числах в китайской классической философии. М.: Вост. лит., 1994.
51. Кобзев А. И. Категории и основные понятия китайской философии и культуры; Логика и диалектика в Китае; Хэ ту, ло шу // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. I. Философия. М.: Вост. лит., 2006. С. 66–81, 82–125, 517–519.
52. Кобзев А. И. «Канон перемен» как мировая константа // В пути за Китайскую стену. К 60-летию А. И.Кобзева / Сост. С. В.Дмитриев. М.: ИВ РАН, 2014. С. 629–708.
53. Кобзев А. И. Бесогон монаха Аликэ, или Параллельные миры в синологии (В. М. Алексеев и Н. И. Конрад, А. А. Штукин и С. Л. Тихвинский, Л. З. Эйдлин и Н. Т. Федоренко) // Он же. Драмы и фарсы российской китаистики. М.: ИВ РАН, 2016. С. 330–390.
54. Кобзев А. И. О русских переводах стихов Ду Фу и Бо Цзюй-и // 47-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Т. XLVII. Ч. 2. М.: ИВ РАН, 2017. С. 558–578.
55. Кобзев А. И., Орлова Н. А. Жизнь и поэзия Бо Цзюй-и // Общество и государство в Китае. Т. XLVIII. Ч. 2. М.: ИВ РАН, 2018. С. 640–737.
56. Кобзев А. И., Орлова Н. А. «Песнь о бесконечной тоске» в стихах и прозе: о поэме Бо Цзюй-и и романе Ван Ань-и // 48-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Т. XLVIII. Ч. 2. М.: ИВ РАН, 2018. С. 749–758.
57. Кобзев А. И., Орлова Н. А. Биография Бо Цзюй-и и её отражение в ста четверостишиях (цзюэ-цзюй) второй половины его жизни // 49-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Т. XLIX. Ч. 2. М.: ИВ РАН, 2019. С. 522–615.
58. Комиссарова Т. Г. (по материалам). «Вэймоцзе [со шо] цзин» //  Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 2. Мифология. Религия. М.: Вост. лит., 2007. С. 408–411.
59. Конрад Н. И. Неопубликованные работы. Письма / Сост. М. Ю. Сорокина, А. О. Тамазишвили. М., 1996.
60. Кравцова М. Е. Стихосложение; Мо шан сан // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 3. Литература. Язык и письменность. М.: Вост. лит., 2008. С. 149–151, 358–359.
61. Кравцова М. Е. Словарь китайских поэтов с V в. до н. э. по X в. н. э. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2019.
62. Ло Лянь-тянь羅聯添. Бо Цзюй-и сань-вэнь цзяо-чжэн 白居易散文校證  (Эссеистика Бо Цзюй-и со сверкой). Тайбэй: Сюэ-хай 學海 1987.
63. Ло Лянь-тянь羅聯添. Бо Цзюй-и нянь-пу白居易年譜(Погодичная биография Бо Цзюй-и). Тайбэй: Го-ли бянь-и-гуань 國立編譯館, 1989.
64. Люйши чуньцю (Вёсны и осени господина Люя) / Пер. Г. А. Ткаченко. М.: Мысль, 2001.
65. Ляо Мэй-юнь廖美雲. Юань Бо синь юэ-фу яньцзю 元白新樂府研究 (Исследования новых юэ-фу Юань [Чжэня] и Бо [Цзюй-и]). Тайбэй: Сюэшэн шуцзюй 學生書局, 1989.
66. Орлова Н. А. Композиционные приемы третьей строки в четверостишиях (цзюэ-цзюй) Бо Цзюй-и // 47-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Т. XLVII. Ч. 2. М.: ИВ РАН, 2017. С. 513–529.
67. Постоянство пути: Избранные танские стихотворения / Пер. В. М. Алексеева. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2003.
68. Пэй-вэнь юнь-фу 佩文韻府 (Хранилище рифм из [императорской библиотеки] «Превознесение литературы»). Т. 1–7. Шанхай: Шанъу инь-шу-гуань 商務印書館 (Коммерческое книгоиздательство), 1937.
69. Рыбаков В. М. Танская бюрократия. Ч. 1. Генезис и структура. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2009.
70. Се Сы-вэй 謝思煒. Бо Цзюй-и цзи цзунлунь白居易集综论 (Собрание толкований к собранию произведений Бо Цзюй-и). Пекин: Чжунго шэхуй кэсюэ чубаньшэ中国社会科学出版社, 1997.
71. Серебряков Е. А. Бо Цзюйи // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 3. М.: Восточная литература, 2008. С. 221–222.
72. Серебряков Е. А. Классическая поэзия // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 3. Литература. Язык и письменность. М.: Восточная литература, 2008. С. 43–75.
73. Синь Тан шу 新唐書 (Новая книга [об эпохе] Тан). Кн. 1–20. Пекин: Чжунхуа шуцзюй 中華書局, 1975 (6-я перепечатка, 1997 г.).
74. Скворцов А.В., Кондратова Т.И. К проблеме адаптации грамматических категорий вэньяня в современных переводах: на примере стихотворения Бо Цзюйи «Старый торговец углем» // Вестник МГПУ. Серия: Филология. Теория языка. Языковое образование. 2019. № 2 (34). С. 69–76.
75. Скворцов А.В., Кондратова Т.И. Трансформация поэтических образов при переводе стихотворения Бо Цзюйи «Старый торговец углем» // Вестник МГПУ. Серия: Филология, теория языка, языковое образование. 2019. № 3 (35). С. 62–72.
76. Смирнов И. С. Китайская поэзия: в исследованиях, заметках, переводах, толкованиях. М.: РГГУ, 2014.
77. Спирин В. С. Построение древнекитайских текстов. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2006.
78. Сторожук А. Г. Юань Чжэнь: Жизнь и творчество поэта эпохи Тан. СПб.: ООО «Издательский дом “Кристалл”», 2001.
79. Сторожук А. Г. Слово и цифра: знаковая структура уставных стихов // Вестник СПбГУ. Сер. 13. 2009. Вып. 1, с. 43–67.
80. Сторожук А. Г. Три учения и культура Китая: конфуцианство, буддизм и даосизм в художественном творчестве эпохи Тан. СПб.: ООО «Типография “Береста”», 2010.
81. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. II / Пер. Р. В. Вяткина и В. С. Таскина. Т. V, VI, VII / Пер. Р. В. Вяткина. Т. VIII / Пер. Р. В. Вяткина и А. М. Карапетьянца. М.: Вост. лит., 2002 (2-е изд.), 1987, 1992, 1996, 2002.
82. Тан ши сюань: Хань-Э дуй-чжао 唐诗选：汉俄对照 (Сборник танской поэзии: на китайском и русском языках) / Сост. и пер. 编译 Чжао Хун, Дубкова О. В. 赵红,杜布阔娃. Сиань: Шицзе тушу чубань Сиань юсянь гунсы 世界图书出版西安有限公司, 2014.
83. Тао Юань-мин. Жизнь учёного «пяти ив» // Шедевры китайской классической прозы в переводах академика В. М. Алексеева. В 2 кн. Кн. 1. М.: Вост. лит., 2006. С. 238–239.
84. Три вершины, семь столетий. Антология лирики средневекового Китая / Пер. с кит. яз. С. А. Торопцева. СПб.: ИД «Гиперион», 2016.
85. Трубникова Н. Н. «Собрание песка и камней» в истории японской философской мысли. Т. 1. «Собрание песка и камней» («Сясэкиси», конец XIII в.) / Пер. со старояпонского. Т. 2. Исследование. Указатели. Приложение. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2017.
86. Хантаева Е. И. Вэньшушили // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 2. Мифология. Религия. М.: Вост. лит., 2007. С. 413.
87. Хань-юй да цы-дянь 漢語大詞典 (Большой словарь слов китайского языка). Т. 1–12. Шанхай: Хань-юй да цы-дянь чу-баньшэ 漢語大詞典出版社 (Издательство Большого словаря слов китайского языка), 1993.
88. Хуайнаньцзы: Философы из Хуайнани / Пер. Л. Е. Померанцевой. М.: Вост. лит., 2016.
89. Хун Вэй-фа洪為法.  Цзюэ-цзюй лунь 絕句論 (Суждения об оборванных строках). Шанхай: Шанъу инь-шу-гуань 商務印書館, 1934.
90. Цай Юй蔡瑜. Тан ши-сюэ тань-со 唐詩學探索 (Разыскания в поэтике [эпохи] Тан). Тайбэй: Ли-жэнь шуцзюй 里仁書局, 1998.
91. Цао Сюэ-цинь. Сон в красном тереме / Пер. с кит. В. А. Панасюка. Т. 1, 2. М.: Госиздат худ. литературы, 1958.
92. Цзю Тан шу 舊唐書 (Старая книга [об эпохе] Тан). Кн. 1–16. Пекин: Чжунхуа шуцзюй 中華書局, 1975 (5-я перепечатка, 2007).
93. Чжу Цзинь-чэн 朱金城. Бо Цзюй-и нянь-пу白居易年譜 (Погодичная биография Бо Цзюй-и). Шанхай: Гуцзи чубаньшэ 古籍出版社, 1982 (переизд.: Тайбэй: Вэнь-ши-чжэ чубаньшэ 文史哲出版社, 1991).
94. Чжу Цзинь-чэн朱金城. Бо Цзюй-и яньцзю 白居易研究 (Исследования Бо Цзюй-и). Тайбэй: Вэнь-ши-чжэ чубаньшэ 文史哲出版社, 1992.
95. Чистый поток: поэзия эпохи Тан (VII–X вв.) / В переводах Л. Н. Меньшикова. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001.
96. Чужестранка. Из Пе-Клю-И / [Пер.] А. Доброхотова // Вестник иностранной литературы. 1910. № 2. С. 251.
97. Чэнь Цай-чжи 陳才智. Бо Цзюй-и. Пекин: У-чжоу чуаньбо чубаньшэ五洲传播出版社, 2005.
98. Чэнь Ю-цинь (сост.). 陳友琴編. Бо Цзюй-и цзыляо хуйбянь 白居易資料彙編 (Собрание материалов о Бо Цзюй-и). Тайбэй: Чжунхуа шуцзюй 中華書局, 1986.
99. Шицзин: Книга песен и гимнов / Пер. А. Штукина. М.: Худлит., 1987.
100. Щуцкий Ю. К. Китайская классическая «Книга перемен» / Сост. А. И. Кобзев. 2-е изд., испр. и доп. М.: Вост. лит., 2003.
101. Эйдлин Л. З. Четверостишия Бо Цзюй-и (771–846). Канд. дис. В 5 кн. Фергана, 1942.
102. Эйдлин Л. З. Из танской поэзии. Бо Цзюй-и // Труды Военного института иностранных языков. 1946. № 2. С. 55–69.
103. Эйдлин Л. З. Параллелизм в поэзии Бо Цзюй-и // Труды Московского института востоковедения. Вып. 3. 1946. С. 169–180.
104. Эйдлин Л. З. Тао Юань-мин и его стихотворения. Мн.: Издатель С. М. Ананич, 1994.
105. Эрос за Китайской стеной / Сост., пер., вступ. статья А. И. Кобзева. М.; СПб.: Нестор-История, 2019.
106. Юй Бин-ли俞炳禮. Бо Цзюй-и ши яньцзю 白居易詩研究 (Исследования стихов Бо Цзюй-и) / Ши-да го-вэнь-со бо-ши лунь-вэнь 師大國文所博士論文 (Докторская диссертация в Институте китайской литературы Педагогического университета). Тайбэй, 1988.
107. Юэфу. Из древних китайских песен / Пер. Б. Б. Вахтина. М., Л.: Худлит, 1959.
108. Яхонтов С.Е. Языкознание // Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 5. М.: Вост. лит., 2009. С. 492–519.
109. Ayling A., Mackintosh D. A Further Collection of Chinese Lyrics: and Other Poems. L.: Routledge and Kegan Paul, 1969 (2^nd ed.: Nashville: Vanderbilt University Press, 1970).
110. Bai Juyi: 200 Selected Poems / Tr. by Rewi Alley. Beijing: New World Press, 1983.
111. Bai Juyi: Gedichten en proza / W. L. Idema vertaling. Amsterdam: Atlas, 2001.
112.  Bernhardi A. Eine Dichtung Po Kiu-i's // Ostasiatische Zeitschrift. Bd. 8. 1919/1920. P. 36–41.
113. Bo Dschü-I: Gedichte / Übersetzt von Andreas Donath. [Wiesbaden:] Insel Verlag, 1960.
114. Chiu Mingchan. Between the World and the Self: Orientations of Pai Chü-i's (772-846) Life and Writings / PhD Dissertation. University of Wisconsin-Madison, 1991.
115. Den Kranich fragen. 155 Gedichte von Bai Juyi / Hrsg. von Weigui Fang. Übersetzt von Weigui Fang und Andreas Weiland. Göttingen: Cuvillier Verlag, 1999.
116. Feifel E. Po Chu-i as a Censor: His Memorials presented to Hsien-tsung during the Years 808-810 / PhD Dissertation. Columbia University, 1952.
117. Feifel E. The Marriage of Po Chü-i's Parents / Monumenta Serica. Vol. 15. 1956. P. 344–355.
118. Feifel E. Biography of Po Chü-i 白居易 — Annotated Translation from Chüan 166 of the Hsin T’ang-shu 舊唐書 / Monumenta Serica. Vol. 17. 1958. P. 255–311.
119. Feifel E. Po Chu-i as a Censor: His Memorials Presented to Hsien-tsung during the Years 808–810. PhD Dissertation.Columbia University, 1952.
120. Feifel E. Po Chü-i as a Censor. His Memorials Presented to the Emperor Hsien-Tsung during the years 808–810. ’s-Gravenhage: Mouton & Co, 1961.
121. Grube W. Geschichte der chinesischen Literatur. Leipzig: Amelang, 1909.
122. Goldin P. R. Reading Po Chü-I // T'ang Studies. Vol. 12. 1994. P. 57–96.
123. Ho Peng-Yoke: Po Chü-I's Poems on Immortality // Harvard Journal of Asiatic Studies. Vol. 34. 1975. P. 163–186.
124. Hucker Ch. O. A Dictionary of Official Titles in Imperial China (中国古代官名辞典 [Чжунго гудай гуаньмин цыдянь]). Пекин: Бэйцзин дасюэ чубаньшэ 北京大学出版社, 2008.
125. KarlgrenB.Analytic Dictionary of Chinese and Sino-Japanese. P.: Paul Geuthner, 1923.
126.  Kroll P. W. Po Chü-I's 'Song of Lasting Regret': A New Translation // T'ang Studies. Vol. 8/9. 1990/1991. P. 97–105.
127. Levy H. S. Translations from Po Chü-i's Collected Works. Vol. 1. The Old Style Poems. Vol. 2. The Regulated Poems. Vol. 3. Regulated and Patterned Poems of Middle Age (822–832). Vol. 4. The Later Years (833–846). N. Y.: Paragon Book Reprint Corp., 1971, 1971, 1976, 1978.
128. Mair V. H.,Berezkin R. Autobiographical Features in Bai Juyi’s 'Biography of the Maestro of Mellow Versification' // Text, Performance, and Gender in Chinese Literature and Music: Essays in Honor of Wilt Idema. Leiden: Brill, 2009. P. 40-44.
129. Ping Yao. Women, Love, and Feminity  in the Writings of Bo Juyi (772-846) / PhD Dissertation. University of Illinois at Urbana-Champaign, 1997.
130. Po Chu-i: Selected Poems / Tr. by Burton Watson. N. Y.: Columbia University Press, 2000.
131. Rotours R. des. Traité des fonctionnaires et traité de l’armée. Vol. 1, 2. Leiden: E. J. Brill, 1947, 1948.
132. Spring M. K. The Celebrated Cranes of Po Chü-i // Journal of Oriental and African Studies. Vol. 111. № 1. 1991. P. 8–18.
133. Storm K. Kindheit in der Dichtung des Bai Juyi (772–846). Gossenberg: Ostasien-Verl, 2014.
134. The selected Poems of Po Chu-I / Tr. by David Hinton. N. Y.: New Directions Publ., 1999.
135. Twitchett D. C. [Rev.:] Feifel E. Po Chü-i as a Censor. His Memorials Presented to the Emperor Hsien-Tsung during the years 808–810. 244 pp. ’s-Gravenhage: Mouton & Co,1961 // Bulletin of the School of Oriental and African Studies. University of  London. Vol. 26. Issue 1. February 1963.  P. 204–205.
136. Twitchett D. C. Po Chü-I's 'Government Ox' // T'ang Studies. Vol. 7. 1989. P. 23–38.
137. Waley A. The Life and Times of Po Chu-i. L.: George Allen & Unwin, 1949 (2^nd ed., impr., 1951; 3^rd ed., impr., 1970).
138. Wang E. H. Po Chu-i: The Man and his Influence in Chinese Poetry / PhD Dissertation. Georgetown University, 1987.
139. Woitsch L. (Übers.). Aus den Gedichten des Po Chü-i. Peking, 1908 (Leipzig, 1924).
140. Woitsch L. Grabinschrift für den Trinker und Dichter // Asia Major. Bd. 1. 1924. S. 545–549.
141. Woitsch L. (Übers.). Lieder eines chinesischen dichters und trinkers (Po Chü-i). Leipzig: Verlag der Asia Major, 1925.
142. Yang Xiaoshan. Having it Both Ways: Manors and Manners in Bai Juyi's Poetry // Harvard Journal of Asiatic Studies. Vol. 56. 1996. P. 123–149.
 
Artem I. Kobzev, Nataliya A. Orlova
 
Poetics of “Severed Sentence” (jue-ju) and Poetic Translation of One Hundred Quatrains by Bo Ju-yi^*
 
ABSTRACT: The paper contributes to the renewed discussion about the social orientation, poetic features and the historical and cultural significance of the Tang era poetry, which reached the peak of its formal complexity in the quatrains jue-ju (“cut-off lines”, “severed sentence”), in particular, the maximum completeness of the content with minimal verbal expenditure. The formal features of the poetics of this laconic and semantically richgenre are considered in detail, followed by the new annotated translation of the hundred quatrains jue-ju by Bo Ju-yi, 97 of which had not been previously translated into Russian.
 
ПРИМЕЧАНИЯ